я верю, что вы считаете меня способным разыграть всё это просто для увеличения гонораров. Боже мой, я потрясён подобной идеей. Потрясён. Просто я столь многим обязан моему отцу. Можно сказать, всем.

— Разумеется.

— Так что, естественно, я чувствую, что обязан хранить память о нём. Я не мог пройти мимо столь приятного аспекта этого удивительнейшего происшествия.

— Вы в порядке, мистер Фоулкс?

— Я жив, — просто сказал Хилари. — Жив. И это само по себе столь чистое и прекрасное облегчение, что мне даже не хочется думать, как близок я был к смерти.

— Не принесёте пива или чего-то в этом роде? — повернулся к медсестре Маршалл. — Боюсь, это совещание по конфиденциальному деловому вопросу.

Медсестра перевела взгляд со значка лейтенанта на лицо.

— Мне больше нравится челюсть Дика Трейси[50], — сказала она, но удалилась.

Хилари ещё больше подался вперёд.

— Скажите, лейтенант, вы его арестовали?

Маршалл чуть не выдохнул от облегчения.

— Так вы видели, кто это был. И, полагаю, пресса узнала раньше меня. Ну, давайте. Ордер выпишем сразу.

— О нет, лейтенант. Вы неправильно меня понимаете. Я думал, вы уже знаете.

Маршалл выругался.

— Я не только не знаю, Кто, но и не имею ни малейшего представления, Как. Но давайте начнём; возможно, ваш рассказ даст мне какую-то зацепку.

— Я говорил с вами, — медленно проговорил Хилари. — Помните? Вы спрашивали меня об Остине Картере… — Вдруг он замолчал. — Это сделал он? В смысле, Остин Картер?

— Естественно, — кисло сказал Маршалл. — Он сознался. Сделал это с помощью своего маленького устройства.

— Не понимаю.

— А я? Но продолжайте. Вернёмся к мистеру Картеру позже.

— Очень хорошо. Как я уже сказал, я говорил с вами, когда внезапно услышал позади себя лёгкие шаги. Я начал разворачиваться, но не успел, почувствовав между лопатками ужасную боль. Ужасную боль. Она сопровождалась ударом такой силы, что меня швырнуло на стол. Я попытался подняться, но потерял равновесие и упал на пол. И это последнее, что я помню, прежде чем оказался в клинике скорой помощи.

— Вы ничего не видели, а слышали только “лёгкие шаги”?

— Верно, лейтенант.

— Вы можете что-нибудь определить по этим шагам? Мужские или женские? Широкие или коротенькие?

— Боюсь, нет. У меня не было времени внимательно слушать.

— Они удивили вас?

— Очень.

— Тогда это, возможно, указывает, что они были мужскими и широкими? Если бы этот звук мог значить вполне нормальное появление вашей жены или горничной, то вы, возможно, так не удивились бы.

— Красиво, лейтенант, красиво, — просиял Хилари. — Я убеждён, что вы быстро поймаете этого злодея. Очень быстро.

— А теперь скажите: когда вы вошли в кабинет, на двери в холл была цепочка?

— Не знаю. Точно не знаю. Обычно так и есть.

— А окна были открыты или закрыты?

— Закрыты.

— Все?

— Я открываю одно окно, когда захожу, чтобы заняться утренним просмотром отчётов по управлению авторскими правами. Но сегодня утром я подошёл к телефону прямо от стола, где завтракал.

Маршалл хмыкнул.

— Геккон, — проговорил он.

Хилари с любопытством уставился на него.

— Да, лейтенант?

— Чёрт, надо было вам сказать. Даже если бы окно было Бог знает зачем открыто, никто не мог бы через него ни войти, ни выйти.

— Нет. Конечно, нет.

— Ваша жена и две гостьи-монахини наблюдали за дверью в гостиную. Никто не появлялся между телефонным звонком и моментом, когда я нашёл вас. А на двери в холл была цепочка.

— Бог мой!.. — благоговейно промолвил Хилари. — Бог мой!..

— Короче говоря, если бы не медицинское свидетельство о характере вашей раны, я бы заподозрил вас в постановке ради той пресс-конференции, что вы только что провели, — исключительно ради того, чтобы сберечь память о вашем отце, конечно.

— Лейтенант! Тогда это… Но это же запертая комната! О небо, да я счастливчик!

— Счастливчик?

— Ведь дело ведёте вы. То дело Харригана тоже было запертой комнатой, и посмотрите, как вы его аккуратно разобрали. Так аккуратно. Ведь вы для этого идеальный человек. А это для вас идеальное дело.

— Мило.

— И должен быть какой-то способ сказать, кто там был и напал на меня. Отпечатки пальцев? — предположил он со слепой уверенностью непрофессионала.

— Только ваши и горничной. Даже на кинжале только ваши, местами смазанные, что, несомненно, частично произошло при извлечении его из вашего тела. Раз уж мы об этом… — Он полез в нагрудны карман и извлёк убийственно прекрасный образец персидской чеканки. — Знаете это?

— Конечно же! Это мой нож для разрезания бумаг. Был отцовским. Земиндар из Кота-Гути подарил его ему, прочитав “Пурпурный свет”. Очень многие думают, что это была лучшая книга моего отца, хотя сам он всегда предпочитал “Миссии в сумраке”. А вы что думаете, лейтенант?

— О вопросах эстетики позже, мистер Фоулкс. Побожсь, что ничего я так не люблю, как обсуждать доктора Дерринджера; но прямо сейчас я хотел бы знать, был ли этот нож для разрезания бумаг на вашем столе сегодня утром?

— Честное слово, лейтенант, не знаю. Честное слово. Я торопился ответить на звонок. Не смотрел на стол.

— Вряд ли убийца потянулся через ваше плечо, чтобы схватить оружие. Вероятно, это было сделано раньше, что указывает на… Он был там вчера?

— Вчера? Да. Да, я уверен. Вскрывал им почту.

— Во сколько?

— Около трёх.

— Тогда в некое время между тремя часами вчерашнего дня и половиной одиннадцатого сегодняшнего утра этот нож был украден. И даже если убийца каким-то образом стащил его у вас под носом, это всё равно указывает на знакомсво с вашим кабинетом. — Маршалл провёл большим пальцем вдоль лезвия. — Видите, какой он короткий? Именно это, вероятно, спасло вам жизнь. То же оружие с лезвием подлиннее могло бы стать смертельным.

— Но, лейтенант… — Круглое лицо Хилари выразило недоумение.

— Да?

— С моим кабинетом никто не знаком. О, конечно, Рон, Дженни и Алиса не в счёт. Но все те остальные, о ком мы говорили, люди, кого я мог задеть как душеприказчик, — это всё было по почте.

— Так. А ваш шурин?

— Вэнс? Но я даже не знаю, где он, и, в любом случае…

Маршалл встал.

— Тем не менее, я хотел бы иметь полный список всех ваших потенциальных деловых врагов.

— Думаю, Дженни сделать это куда легче, чем мне. То есть мисс Грин. Знаете, она иногда выполняет обязанности моего секретаря. Понимает всё в таких делах.

— Поговорю с ней. И хотел бы, чтобы вы, для вашего же спокойствия, мистер Фоулкс, знали, что здесь в коридоре до вашего отъезда дежурит полицейский, а другой будет у вас дома. И я советовал бы вам не принимать никаких газетчиков, кроме