Ну, вот четвёртый, и он мне нравится больше всего. Г) Убийца вошёл в комнату совершенно обычным способом и столь же обычным способом из неё вышел, возможно, через дверь гостиной.

— Но показания…

— Знаю. Только, видите ли, убийца сделал это в… Когда произошло убийство?

— Между половиной одиннадцатого и одиннадцатью.

— Тогда убийца ушёл примерно в девять утра.

— До убийства?

— Конечно. Он совершил убийство, перевёл циферблаты своей верной машины времени примерно на час назад и вышел из комнаты. Он мог запереть каждый мыслимый выход изнутри, а затем спокойно вернуться и уйти через один из этих выходов до того, как его запер. И, что ещё лучше, к Невозможной ситуации он мог добавить Безупречное Алиби. Он мог затем позвонить детективу, ведущему дело, и навестить его в тот самый момент, когда было совершено убийство.

— Я как пьяный, — проговорил Маршалл.

— Теперь понимаете, почему в научной фантастике не бывает детективов? Это единственная форма, невозможная для гипотетического журнала Дона из двадцать пятого века. Логически возможно столько манёвров, что исключить чью-либо вину никогда не удастся. Итак, теперь вы понимаете, как по-детски проста ваша запертая комната для научного фантаста?

— Понимаю. — Голос Маршалла помрачнел.

— А теперь, лейтенант, может быть, вы будете столь любезны рассказать мне, есть ли у вас какие-то соображения, кто убил Хилари?

Маршалл пил пиво, когда в него столь легко швырнули эту гранату. Брызги не пошли на пользу костюму, а ведь он только что вернулся из чистки. Теперь он стоял, возвышаясь над сидящим Картером.

— Если только, — медленно проговорил он, — вы не представите убедительного объяснения этим словам, то совершите небольшое путешествие в центр города.

— Полагаю, в этот момент я должен небрежно зажечь сигарету? Очень хорошо, я так и поступлю. — Пламя спички в его руке не шелохнулось. — Конечно, я знал, кто вы, лейтенант. Нет, Мэтт не предавал вас; но я вспомнил ваше имя из отчётов по делам Рима и Харригана, и я знал, что Конча Дункан — Харриган. Так что когда вы, детектив из отдела убийств, предположительно при исполнении, приходите сюда и услужливо выслушиваете мой бред, пока не появится возможность спросить, где я был утром, то я начинаю что-то подозревать. Затем вы детально излагаете “гипотетическое” убийство, якобы описанное вашей женой. Это уже слишком, лейтенант. Моя жена, конечно, пишет, и, кстати говоря, очень недурно, но сомневаюсь, смогла ли бы она это делать с двумя детьми на руках. Нет, вы так жестоко ошиблись, приплетя жену, что я стал абсолютно уверен — меня допрашивают, чтобы я Осознал Свою Вину в настоящем убийстве.

— А почему Хилари? — тихо настаивал Маршалл.

— Так это он? Не возражаете, если я издам скромное “Ура!”?

— Вы признаете, что были бы рады его смерти?

— Конечно. Поэтому я и догадался, что ваш визит связан с ним. Вы упоминали его вчера вечером, а он единственный человек, мотив для убийства которого я могу у себя найти.

Некоторое время оба они молча смотрели друг на друга. Затем Остин Картер проговорил:

— Ещё пива?

Маршалл расслабился.

— Нет, спасибо.

— До меня доходили зловещие слухи, что полиция не приемлет гостеприимства убийц.

— Это у британцев. Мы не столь привержены ритуалам. Но мне нужно поговорить с Хилари.

Картер поднял бровь.

— Лейтенант! Всё-таки спиритизм?

— Нет, — улыбнулся Маршалл. — Видите ли, Картер, нападение провалилось. Хилари Фоулкс всё ещё в высшей степени жив.

Картер был поражён и недоволен.

— О, ну ладно, — наконец, проговорил он. — Хоть что-то…

— Конечно.

— И я не арестован?

— Посмотрим, что скажет Хилари. Спасибо за пиво. — Маршалл остановился в дверях. — Кстати, сугубо конфиденциально, какой из этих методов вы использовали?

— Машину времени, конечно. Продемонстрировать?

— Как-нибудь в другой раз. Пока.

Стук клавиш возобновился почти что сразу после того, как Маршалл захлопнул за собой дверь.

6

Маршалл поднялся по впечатляющим ступеням, ведущим в больницу “Кедры Ливана”. В скорой помощи ему сообщили:

— Он достаточно оправился, чтобы двигаться самостоятельно, и настаивал, что хочет восстанавливаться в комфорте.

А “Кедры”, больница в Голливуде, естественно, подходили для отпрыска Фоулкса куда лучше скорой помощи.

— Я хотел бы увидеть мистера Фоулкса, — сказал он, подойдя к стойке.

— Вы из прессы?

— О Боже, нет. Я из полиции.

— О. Подождите-ка. Посмотрю, сможет ли он принять вас.

Маршалл нахмурился.

— С ним всё в порядке?

— Да, но…

— В какой палате Хилари Фоулкс? — осведомился молодой человек с торчащими зубами.

— Вы из прессы? — повторила девушка.

— А то как же, детка? — Молодой человек помахал карточкой.

— Идите прямо наверх. Третий этаж. Там на стойке вас направят.

Маршалл вздохнул.

— Послушайте-ка! — попенял он. — Вы заставляете полицию ждать, а этого щенка посылаете…

— Простите, сэр. Мистер Фоулкс распорядился пропускать только прессу. Если вы подождёте…

Но Маршалл был уже в лифте. На стойке третьего этажа он не озаботился быть вежливым. Он показал значок и голосом бандита из вестернов проговорил:

— Фоулкс?

В комнате Хилари было пятеро человек, все с карандашами и блокнотами. Была живо двигавшаяся медсестра, ловко расставлявшая цветы. И был Хилари, сидевший в кровати, наклонившийся вперёд, демонстрируя рану на спине, но в остальном как новенький.

— Д-е-р, — говорил он, — р-и-н, д-ж-е-р. О, лейтенант, рад вас видеть. Очень рад. Только представьте, некоторые из этих юнцов не читали рассказов о докторе Дерринджере, как вам?

— Развращённое поколение, — отметил Маршалл. — Как только огни рампы притомят ваши глаза, мистер Фоулкс, я бы хотел обсудить с вами несколько вопросов.

— Лейтенант, — повторил один из репортёров. — Эй! Вы не из отдела убийств, а?

— Почётное звание швейцарского флота, — сказал Маршалл и стал рассеянно наблюдать за медсестрой, в то время как Хилари следил за тем, чтобы каждая значимая подробность карьеры его отца перекочевала в записные книжки репортёров. На прикроватном столике лежали две книги, предположительно, привезённые по такому случаю из дома: “Жизнь и доктор Дерринджер: Автобиография” Фаулера Фоулкса и “Фоулкс Великолепный” Даррела Уимпола. Но Хилари не было нужды сверяться с ними. Он знал свою тему так же хорошо, как актёр в “Табачной дороге”[49] должен знать свои реплики в конце представления, или, что куда уместнее, как священник знает слова ежедневно служимой мессы. Ритуальным словам соответствуют ритуальные жесты. Вместо грызения репы или крестного знамения здесь было подёргивание мочки. И этими манипуляциями с ухом, словно эхо, Хилари словно обретал толику властного достоинства, столь характерную для рекламных фотографий его отца.

— К тому времени, — проговорил Маршалл, когда удалились последние журналисты, — когда всё это станет достоянием международных агентств, будет продано несколько тысяч экземпляров книг Фоулкса.

— Вы имеете в виду?.. — Хилари рассмеялся. — Что ж, лейтенант,