Шрифт:
Закладка:
— Попробую что-нибудь из этого, — сказал Маршалл.
— Лучшее из эссе того сборника “Если” — это “Если бы Ли проиграл при Геттисберге”. Вы читаете это название, дважды задумываетесь и говорите: “Но он действительно проиграл”. А потом читаете эссе и понимаете, что оно написано как бы профессором, живущим в мире, где Геттисберг стал грандиозной победой южан, и рассуждающим о возможностях “если”-мира, где они потерпели поражение (то есть, естественно, нашего мира), тем самым раскрывая природу своего собственного. Великолепная работа, и знаете, кто её написал? Уинстон Черчилль, вот так. Есть определённое удовлетворение в том, чтобы называть его братом авторов фэнтези.
— Я лучше дождусь той вашей истории, — сказал Маршалл, и всерьёз. — Как она называется?
– “ЭПИК”[45]. Дон Стюарт любит односложные заголовки, а тут получается хорошая двусмысленность. Только она будет не под моим именем, а Роберта Хэдли.
— Почему?
— Потому что все рассказы Остина Картера должны соответствовать этой таблице. Все они взаимозависимы — переходящие персонажи и непротиворечивая схема будущего. То есть, события истории А — часть прошлого истории N, происходящей на тысячу лет позже. Этакая миллениальная и галактическая comedie humaine[46], за которой чертовски трудно следить без этой таблицы. Да и с ней тоже. Так что всё помимо серии — это Роберт Хэдли, то есть то, что продаётся по центу за слово и дороже. Я не хочу наносить ущерб коммерческой ценности этих имён, так что всякий раз, когда я продаю брак дешевле цента, это Клайд Саммерс.
Маршалл был почти против своей воли очарован. Возможно, Остин Картер слишком любил слушать самого себя, но говорил он хорошо. Болтовня другого человека, если тот умён, самое интересное, что можно слушать; а данный образец болтовни был интересен в высшей степени.
Тем не менее, лейтенант был при исполнении.
— Каковы ваши рабочие часы? — спросил он.
— Я, как правило, встаю где-то в половине девятого, а к половине десятого уже стучу здесь. Перекусываю, когда можно приостановиться, а потом, если получится, работаю до трёх-четырёх. Знаю, некоторым лучше работается по ночам, но я предпочитаю дневное время, разве что не укладываюсь в срок.
— И вы работали над этим весь день?
— Да, не считая сандвича совсем недавно, и весьма приличного. Сегодня работа пошла.
— И в одиночестве, конечно? — Картер странно посмотрел на него, и Маршалл поправился: — В смысле, боюсь, у вас много помех вроде меня?
— Нет, и, честно говоря, я бы добавил “Слава Богу”, если бы вы не появились меня потревожить как раз в тот момент, когда я рад был отвлечься. Ещё пива?
— Спасибо, полагаю, что стоит. Скажите, Картер. У вас хороший теоретический ум. Вы когда-нибудь пробовали применить его к иным проблемам, помимо науки и фантастики?
Остин Картер протянул ему пиво.
— Вы имеете в виду убийство?
— А почему вы спросили?
— Припомнил, что ваша жена — фанат. Подумал, может, она вам создала какие-то проблемы.
— Собственно говоря, так и есть. Она пробует свои силы в детективном романе и творчески заперла сама себя в запертой комнате, из которой теперь не может выбраться. Подумал, может, вы захотите развлечься.
— Продолжайте, — кивнул Картер. — Попробую. Иногда достаточно подбросить идею, и что-то да выгорит.
— Итак: у вас есть человек с ножом, вонзённым в спину под таким углом, что доктор клянётся — эту рану нельзя нанести себе самому. Он в кабинете своей квартиры, комнате с тремя дверьми. Одна из них ведёт в ванную в тупик. Перед другой три абсолютно надёжных свидетеля, которые заверяют, что её не использовали. Третья на цепочке изнутри и открывается только на дюйм, так что ни одна рука не могла бы накинуть эту цепочку снаружи. Оконные экраны закрепляются изнутри, а стена снаружи окон, находящихся в трёх этажах над землёй, совершенно отвесная. Она пыталась создать самую запертую в мире комнату и, боюсь, перестаралась.
Говоря всё это, Маршалл внимательно наблюдал за хозяином дома, но не заметил ни малейшего проблеска чувства сины. Вместо этого худое лицо Картера расцвело весёлой улыбкой. Он сделал большой глоток и объявил:
— Сама простота, мой дорогой Ватсон.
— Мило, — сухо заметил Маршалл. — Так как убийца вышел?
— Ну, я могу придумать три возможных способа. А) Он не выходил, потому что его там никогда и не было. Кинжал телепортировался сквозь пространство в сердце жертвы. Вспомните Чарльза Форта[47] и не смейтесь сразу. Если в запертой комнате с потолка могут падать камни, если люди могут сгореть на нетронутых огнём кроватях, то телепортировать кинжал просто. Не то чтобы я уверен в угле направления удара при телепортации; но, в общем, вам нравится?
— Продолжайте.
— Б) Убийца разобрал составляющие его атомы с одной стороны стены, профильтровал их осмосом[48] и вновь собрал на другой стороне. Не то чтобы я много думал об этом. Склонен полагать, что сознательная или подсознательная перегруппировка атомов тела объясняет превращения вурдалака и способность вампира проходить сквозь запертые двери; но сомневаюсь, овладело ли этой силой какое-либо нормальное, не сверхъестественное существо.
Маршалл проникся духом происходящего.
— А есть какая-то гарантия, что убийца нормальный, а не сверхъестественный?
— В детективе — да. Правила игры. В жизни, конечно, нельзя быть столь уверенным, не так ли? Но куда более вероятно: В) Убийца просто вошёл и вышел сквозь четвёртое измерение пространства. Вспомните, что для обитателя двумерного пространства проблема того, как войти в квадрат, очерченный со всех четырёх сторон, фантастична и неразрешима. Для нас в этом нет ничего сложного; мы просто проходим сквозь третье измерение. Например… — Его ловкие пальцы выложили на столе квадрат из четырёх спичек. — Наш друг Игнатиус К. Флатман, — (являвший собой скрепку), — хочет туда попасть. Он пробует каждую стену квадрата, и это невозможно. Но я могу просто поднять Игнатиуса… вот так… и поместить его прямо посередине его невозможной ситуации. Так и ваш убийца мог покинуть запертую комнату посредством иного измерения, перпендикулярного всем трём, известным нам. Или вот, ещё красивее: возможно, Нечто подняло его из той комнаты, как я сейчас поднимаю Игнатиуса, и, возможно, Нечто постепенно, в шутливом расположении духа, переместит его… вот так… прямо в ваши руки.
Маршалл поднял Игнатиуса К. Флатмана и принялся его жестоко крутить.
— И это всё?
— Я назвал три варианта?
