маг ни о чем не жалел. Герцог проявил милосердие только в одном: он не стал приказывать надеть на Андри оковы из одрикса, блокирующего магические способности и причиняющего любому чародею невыносимую головную боль.

В камере было почти пусто — деревянная кровать с набитым соломой матрасом и грубым шерстяным одеялом, грязный, покрытый жиром грубо сколоченный стол и стул. Раз в день Андри приносили свечу, которая была совершенно бесполезна — и читать, и писать герцог ему запретил. Хорошо хоть, не запретил разговоры. Андри смог передать рекомендации Шарлю, как ухаживать за Тамбурином после лечения, и маг не сомневался, что тот их неукоснительно соблюдает.

Андри не унывал. Вскоре из коричневого ржаного хлеба и белого воска, оставшегося от свечей, он вылепил фигурки для игры в «Осаду города». Особенно хорошо удались кошки. Потом черенком оловянной ложки узник расчертил на столе поле и теперь от скуки играл сам с собой. Он мог бы позвать стражников, но тем категорически запретили развлекать наказанного.

Лязгнул замок. Андри, лежащий на кровати, приподнялся на локте, чтобы посмотреть, кто пришел. Ужином его кормили не так давно, поэтому посетителей он не ждал. Может, у герцога снова разыгралась подагра, и он решил ради такого случая простить целителя?

Ключ в замке повернулся, и дверь открылась. Андри посмотрел на вошедшего и, рассмеявшись, бросился на помощь: в одной руке стражник держал поднос со знакомым большим глиняным кувшином и внушительного размера чашкой. Второй поднос был полон маленьких пирожных. Интересно, через что пришлось пройти Николет, чтобы ему это передать?

— Вот, забирай, — пропыхтел стражник, — Это все тебе.

— Благодарю, — улыбнулся чародей и показал на поднос, — Угощайся.

— Нет, такое я не ем! — усмехнулся надзиратель, — Нам бочонок пива выдали, вот это — дело.

— Бочонок пива? — удивился Андри, — Интересно, где это Николет раздобыла целый бочонок?

— Так это не Николет! — хмыкнул стражник, — Это молодой граф постарался. И какава твоя тоже от него тебе перепала.

— Тогда передавай ему мою искреннюю благодарность, — улыбнулся чародей.

— Иск… что? — почесал в затылке надзиратель, — Передам низкий поклон, а то слишком мудрено говоришь.

Стражник ушел. Андри посмотрел на угощение, потом на свои цепи и горько усмехнулся. Все это, конечно, хорошо, но никакие пирожные не стоят рабства у герцога и унижений, которым тот его подвергал. Пожалуй, настало время всерьез задуматься о свободе.

Глава 8

Волчий край, вечер 1 глайфаста 1137 Эры Пророка.

Рыцари неумолимо спешили вдогонку за мятежниками. Метель настигла преследователей, как только они выехали из лагеря, и вскоре усилилась так, что все трое плохо понимали, куда направлять коней. Даже карта, взятая Конрадом, и его умение ориентироваться почти не помогали.

Бертран ехал во главе кавалькады, нещадно подгоняя вороного жеребца. Конь мотал головой и фыркал, всем своим видом показывая, что метель ему неприятна, но, хоть и неохотно, подчинялся воле всадника.

Несмотря на кружившие вокруг вихри, бросавшие в лица воинов колючий снег и вынуждавшие сгибаться и опускать голову, старик оставался прямым, как его двуручный меч, висящий в ножнах у него за спиной. Ветер сорвал капюшон с головы рыцаря-капитана и теперь от души трепал длинные волосы Бертрана, по старой орденской моде отпущенные до плеч. Вихрь то откидывал их назад, то вновь бросал на лицо, но старый рыцарь, казалось, не замечал этого. Брат Бертран оставался бесстрастным. Он стойко двигался к намеченной цели, и никакие трудности не могли заставить его склониться.

Следом за Бертраном двигался Конрад, согнувшись и прикрывая полой плаща старую карту, принадлежавшую еще его отцу. Снежные вихри и резкие порывы ветра так и норовили вырвать пергамент у рыцаря из рук. Карта, к большому огорчению брата Конрада, уже изрядно промокла, но рыцарь-лейтенант все равно не оставлял попыток ее защитить.

Конрад изредка поглядывал на Бертрана, готовый оказать ему помощь, если этот поход вдруг станет для старшего товарища слишком изнуряющим, но тот не подавал признаков усталости. Рыцарю-лейтенанту порой казалось, что его старший товарищ прожил настолько долгую жизнь именно из-за своей всепожирающей ненависти к магам, стремясь уничтожить как можно больше врагов. «Им движут озлобление и жажда отмщения. Интересно, каково это — не иметь в жизни ничего, кроме ненависти, и существовать только ради мести?», — с сожалением подумал Конрад и покачал головой.

Армин ехал сзади, как и подобало оруженосцу, ведя в поводу навьюченную поклажей запасную лошадь. Точнее, плелся. Все силы юноши уходили на борьбу со стихией, попыток укротить своего верхового жеребца и справиться с вьючной лошадью и при этом не отставать от спутников. Лицо Армина раскраснелось, короткие светлые волосы слиплись, со лба бежал пот вперемешку с талым снегом, но юноша этого не замечал. Он был твердо намерен проявить себя как можно лучше.

— Ну, что там говорит карта? — небрежно бросил Бертран через плечо и снова толкнул замедлившего было шаг коня пятками, принуждая его двигаться вперед.

— В целом, мы на верном пути, командир! — пытаясь перекричать завывания ветра, ответил Конрад, — Нас задерживает только непогода.

— Надеюсь, это действительно так, — сухо заметил Бертран и прикрикнул на Армина, — Юноша, советую тебе поторапливаться, мы не в Трезеньеле! И не на прогулке в королевском саду!

— Не ругайте мальчика, сэр Бертран, — вступился Конрад, — Он очень старается. Дело в нашей вьючной лошади, видите, животное капризничает. Юноше сложно справляться с непогодой и с двумя конями одновременно.

— Если помнишь, и я, и ты начинали точно такими же оруженосцами, — сухо заметил старик, поджав губы, — И оба живы. Так что протест отклоняется.

апыхавшийся Армин не стал возражать. Он просто молча отправил коня вперед.

Они проехали, борясь со стихией, еще часа два, когда Конрад заметил небольшую рощицу серебролиста, невысокого местного кустарника, которая могла бы послужить хоть каким-то укрытием. Лошадям был необходим отдых. Рыцарь-лейтенант остановил коня.

Бертран подъехал поближе к своему товарищу, готовясь произнести ему еще одну резкую отповедь. Армин совсем отстал: среди метели были едва заметны только неверные движения вдалеке. Рыцарь-капитан уставился на более молодого спутника сверлящим взглядом, на который Конрад ответил своим, прямым, стальным и спокойным.

Бертран был уже готов разразиться желчной тирадой, на этот раз в адрес Конрада. Но, так или иначе, старику не удалось произнести ни слова: их прервали отчаянное конское ржание и топот, а потом — громкий, испуганный крик юноши. Забыв о разногласиях, оба рыцаря, выхватив оружие, пустили коней на вопль.

Армин лежал на спине, беспомощно барахтаясь. Ни его верхового жеребца, ни запасной лошади не было видно. Одной рукой оруженосец пытался дотянуться до меча, а другой отчаянно молотил по