Граф овладел собой и взялся за копыто коня:

— Я не поливал. Я их разогнать хотел. Куда тянуть?

— На себя. Не спеши, вот так, — Андри ощупал пальцами края раны, а потом сосредоточился, прикрыл глаза и начал вправлять осколки, — Еще на себя. Еще. И еще. И держи вот так.

Стоять на коленях Шарлю было больно и неудобно. Спина затекла и начала ныть. Волосы слиплись и падали на глаза, а руки, сжимавшие ногу Тамбурина, потихоньку немели. В конце концов Шарль почти перестал их чувствовать. Не говоря уже о том, что волчьи укусы, о которых он совсем забыл, спасая Тамбурина, теперь давали о себе знать резкой, дергающей болью. Чтобы отвлечься, граф наблюдал, как работает Андри. Сначала маг тщательно очистил рану, в которую уже успела набиться земля. Потом, достав длинный пинцет и, погрузив его глубоко внутрь, вправил и поставил на место все части сломанной кости. Наконец, поглаживая ногу коня и сжимая края раны, заставил ее затянуться. Затем Андри поднялся и задумчиво прошелся вокруг, подобрал несколько идеально прямых веток и, крепко прибинтовав к ним раненую ногу Тамбурина, зафиксировал ее.

— Можешь отпустить, мой лорд, — кивнул, наконец, целитель, — Дальше я сам.

— Я думал, ты уже все сделал, — удивился граф.

— Я только подготовился, — улыбнулся Андри, — Теперь самое сложное. Надо восстановить все до того, как мои заклинания перестанут действовать, и он снова попытается встать. А потом займемся тобой.

Шарль обнял Тамбурина за шею, поглаживая его по голове и шепча ласковые слова. Андри приступил к лечению. Прикрыв глаза, целитель сосредоточился. Вскоре маг уже беззвучно, одними губами произносил заклинания и осторожно водил руками над раненой ногой Тамбурина, время от времени прислушиваясь к своим ощущениям и удовлетворенно кивая. Шарлю временами казалось, что Андри плетет из невидимых нитей что-то сложное, что должно быть одновременно прочным и красивым. Граф невольно вспомнил, как еще мальчишкой восхищался корзинщиком, который ловко плел корзины из ивовых прутьев. Сейчас маг на его глазах творил что-то похожее.

Наконец, Андри открыл расслабился и улыбнулся:

— Все, что было в моих силах, я сделал. Я не буду тебя обнадеживать, мой лорд граф. Если после того, как Тамбурин встанет, его нога снова сломается, все наши старания были бесполезны. Нам придется его убить. Я помогу тебе сделать это так, чтобы он не почувствовал боли.

— Но ведь Тамбурин встанет? — с надеждой спросил Шарль.

— Я хочу в это верить, мой лорд, — улыбнулся чародей, освобождая ногу Тамбурина от бинтов, — Твоя очередь. Прости, но мне придется испортить твои штаны.

Шарль не успел ничего возразить, как Андри достал стилет и ловко разрезал ткань над волчьими укусами, открывая их для осмотра. Рана на лодыжке была легче, волк только серьезно прокусил кожу. Рана на бедре была хуже — зверь успел вывернуть из нее довольно большой кусок мяса.

— Вот сейчас можешь падать в обморок, — усмехнулся Андри, доставая из сумки флакон с темной жидкостью и смачивая ею лоскут чистой ткани.

— На себе не так страшно, — отозвался наследник.

— Тогда терпи.

Целитель аккуратно промыл обе раны. Шарль, несмотря на то, что от средства Андри укусы зверски щипало и одновременно резало, как ножом, стиснул зубы и молчал. Потом граф, чувствуя, как боль понемногу утихает, смотрел, как чародей с легкостью заживляет его собственные раны. Наконец, маг опустил руки:

— У нас есть немного времени, давай-ка согреемся.

Андри набрал веток, развел небольшой костер и сел поближе к нему, глядя на огонь. Шарль оттащил подальше трупы волков, чтобы Тамбурин, когда спадут заклинания, их не испугался, и тоже подсел к костру.

— Знаешь, ты меня удивил, мэтр Андри, — сказал он наконец.

— О да, — рассмеялся маг, — Раньше ты меня так никогда не называл.

— Я думал, что ты слабый и беспомощный. Тихо ненавидишь меня, потому что ничего не можешь со мной сделать. Способен только огрызаться. А ты совсем другой. Смелый. И в седле держишься… ну, почти как я.

— Я же горец, — улыбнулся Андри, — Отец сажал меня верхом с трех лет. Лет с пяти я уже ездил сам. Сейчас я просто выполняю приказ твоего отца. Ну, что же, откровение за откровение. Ты меня тоже удивил, мой лорд. Я думал, что ты способен пожертвовать кем угодно, только чтобы доказать, что ты настоящий мужчина. А ты готов любой ценой спасать друга.

— Мир? — Шарль протянул Андри руку.

— Мир, — маг дружелюбно и искренне ответил на пожатие, — Ну, а теперь дружно молимся Единому — чары спадают.

Тамбурин несколько раз дернул головой, как будто стряхивая с себя оцепенение. Затем по всему телу жеребца прошла крупная дрожь. Конь дернулся, оперся на передние ноги, поджал задние и…

— Он встал! — закричал Шарль, бросаясь к коню и обнимая его, — Хвала Единому, он встал, встал!

— Осторожно, не висни на нем! — закричал Андри, — Ему надо восстановиться, я расскажу тебе, что делать дальше. Хватай поводья, пока не убежал, и яблоко дай, пусть успокоится.

* * *

В камере, где сидел Андри, было сыро и холодно. Окон в ней тоже не было, поэтому маг очень быстро потерял счет времени.

Шарль и Андри, грязные, но совершенно счастливые, вернулись домой под утро. К их удивлению, Его Светлость герцог Арлоннский встречал их собственной персоной и был очень зол. История с придуманными родами незаконнорожденного ребенка не так возмутила герцога, как то, что сын ослушался его и решил по-своему поступить с раненым конем. Маг опасался, что его рассерженный патрон прикажет убить несчастного жеребца прямо у них на глазах, но все обошлось: герцог велел отвести Тамбурина в конюшню, но запретил конюхам к нему приближаться. Теперь жеребец остался на полном попечении графа Шарля, но Андри не сомневался, что наследник обязательно выходит своего друга.

На придворного чародея герцог злился еще больше, чем на наследника: покидать пределы замка без личного разрешения покровителя Андри было официально запрещено.

Обоих подвергли суровому наказанию. Граф Шарль лишился возможности участвовать в большом рыцарском турнире, который должен был состояться через двадцать дней, в День Освобождения. Андри граф приказал заковать и бросить в тюрьму до самого праздника. Ни уговоры Николет, которая упала в ноги герцогу, ни просьбы Шарля, который с жаром заступался за чародея, ни невинное кокетство леди Орели, которая пыталась уговорить герцога быть великодушным и простить обоих, не помогли.

На Андри тут же, прямо во дворе, надели цепи и протащили в тюрьму на глазах всех собравшихся слуг и герцогской свиты. Чародею еще не приходилось испытывать такого унижения, но