Мрачные воспоминания катились, как снежный ком: война, предательство, скрежет металла, предсмертные крики людей, насилие, кровь, кровь, кровь… Итог всего — стрела, пущенная в брата. Проклятье матери.

«Я породил волка!» — вот что значили последние слова короля.

Волчья тоска по человеку в себе. Харма Леона становилась всё темнее, и лютый холод пробирал насквозь даже в самый жаркий день…

И теперь я тонул вместе с ним во тьме и в холоде. Но свет не до конца угас в харме Леона, что-то еще теплилось на задворках его души, и я воззвал к этому свету.

— Леон! Вернись! Не сдавайся! Борись!

— А зачем? — холодно спросил Леон.

— Потому что свет стоит того, чтобы за него бороться! Твоя семья стоит того, чтобы победить свою тьму, ради них. Ради самого себя, ты должен.

— Поздно!

— Никогда не поздно покаяться и обратиться к свету. Ты уже многое сделал на этом пути, Леон! Ты не дал Варду уничтожить весь мир. Ты не раз, и не два помог мне в добром деле! В итоге ты спас меня! Не перечеркивай всё то хорошее, что ты сделал за последнее время. Не обесценивай это! Вернись к свету, Леон!

Я почувствовал в себе свет. Почувствовал, что стал для хармы Леона маятником. И я стал гореть, гореть как можно ярче, чтобы помочь потерянной душе найти путь к самому себе. Пока наша связь не разорвалась.

Я медленно поднял тяжелые веки. Ясное небо надо мной было разукрашено в нежные краски рассвета. Солнце выкатилось из горизонта уже наполовину. Как я был рад этому небу, этому солнцу, этому свежему воздуху.

Над холмом кружили лёгкие золотые тени. Это были хармы людей, которых мы освободили. Тысячи харм.

Я поднялся, с грустью посмотрел на идола Леона с живыми серыми глазами, и сердце у меня сжалось. Волк пожертвовал собой, чтобы я мог идти дальше.

— Ты молодчина….Ты справился….У нас получилось их всех спасти! Ты посмотри только на это!

Я не договорил. Прямо с неба на холм спустились две золотые тени, по очертаниям — мужчина и женщина.

Они с двух сторон коснулись идола. И он загорелся золотым огнем. А потом рассыпался в прах. Из него появился Леон.

— Ты заслужил ещё один шанс, — мелодично сказала женщина. — Ещё одна жизнь, чтобы искупить всё то зло, что ты причинил этому миру. Я отзываю проклятье.

Она коснулась его лба. Из Леона вылетело серое облачко и рассеялось в ничто. Глаза его сделались из золотистых — серыми, лицо прояснилось. Он улыбнулся и я заметил, что на щеке у него есть ямочка.

— Я всегда любил тебя, брат, даже, когда ненавидел, — сказала золотая тень мужчины. — Я прощаю тебя! И верю, ты найдешь путь к свету и когда-нибудь воссоединишься с нами.

— Спасибо, — тихо отозвался Леон. — Я постараюсь искупить свою вину.

Золотые тени матери и брата Леона вновь взмыли в небо и растворились в красках рассвета.

К холму подлетела ещё одна золотая тень. На этот раз я понял, что это по мою душу.

— Благодарю тебя, Эрик, — прошептала тень голосом Маргарет.

И, подлетев ко мне, коснулась губами моих губ, с тем и исчезла. Лишь на груди у меня на всю жизнь остался небольшой солнечный зайчик, что грел меня даже в самые холодные ночи.

Я повернулся к Леону.

— Ты оказывается голубых кровей, волк…

— Я не волк и кровь у меня, как у всех, красная.

— И тело теперь как у всех — смертное, — хмыкнул я.

На необходимую передышку времени не оставалось. Судя по времени, я не успевал спасти Фила, мы проблуждали в болотах слишком долго. Теперь вся надежда на то, что я успею долететь обратно соколом…

Глава 10

Туман рассеялся. Хармы обрели покой, и это место перестало быть бессрочной тюрьмой для десятков тысяч людей, хотя и продолжало нести на себе отпечаток вековых страданий.

Впереди, насколько хватало глаз, тянулась голая равнина, без единой травинки, без чахлого деревца. Вид был унылый, но после поганых болот, подернутых блевотной поволокой, даже он радовал душу.

Над нами простиралось голубое небо. Воздух сделался свежим, легким, вкусным. Я почувствовал, как во мне расправились соколиные крылья, измученная харма наполнялась энергией, пробуждалась магия. Но физически тело было измотано, поэтому перекинуться в сокола я по-прежнему не мог, да и вообще, по правде говоря, мало что уже мог. Слишком много тьмы прошло через мою харму, и часть её не могла не осесть во мне. Теперь эту тьму мне предстояло каким-то образом изжить из себя.

Мы, спотыкаясь, спустились с опустевшего холма. Идти по земле было на порядок легче, чем по проваливающейся топкой каше болот. Однако, несмотря на твёрдую почву под ногами, мы к этому времени уже слишком устали, ноги и руки тряслись, их сводило судорогой, сознание то и дело намеревалось сделать ручкой.

Мы молчали, упрямо сопя, шли вперед, но старания наши большого успеха не возымели — мы с Леоном едва ползли. Приходилось держаться друг за друга, чтобы не упасть без сил.

— Долго ещё до города? — нечленораздельно спросил я, язык во рту стал большим и неповоротливым.

— Таким черепашьим ползком — часов шесть, а то и все семь. Нормальным шагом часа три-четыре, — буркнул Леон. — Надо бы отдохнуть, сокол, хотя бы пару часиков.

— Если присядем, потом уже не поднимемся, — не согласился я.

Я прекрасно знал, что стоит дать себе хоть на миг слабину, потом собраться в кучку будет гораздо сложнее.

— А если не присядем, то через часок, а то и раньше, мы просто свалимся, — резонно возразил Леон.

— Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор со мной, — психанув, разозлился я. — Теперь ты не волк, проклятье снято, тебе не обязательно избирать себе самого сильного хозяина, чтобы служить ему. Ты волен делать всё, что душе угодно!

От усталости я был раздражен донельзя. Да и после того, как я побывал в башке у Леона, он мне внушал определенные опасения, слишком уж там много водилось тараканов, таких, что хрен вытравишь за один раз.

Я потратил слишком много сил на эту речь. Окончательно сдувшись, я неуклюже ступил и растянулся