«Я говорю тебе...»

«Нет, ты мне ничего не скажешь, мистер. Ты слушаешь, вот что ты делаешь.» Он потянулся к бумажнику, достал из него потрёпанный листок глянцевой бумаги, развернул его и разгладил на стойке. «Это из журнала «Лос-Анджелес» (ранее «Вестник Южной Калифорнии», ежемесячный журнал – примечание переводчика)», - сказал он. «Узнаёшь эту фотографию?»

Ларри посмотрел на цветную фотографию крупного чернокожего мужчины в красном шёлковом халате для отдыха, нагло ухмыляющегося в камеру. На заднем плане виднелась роскошная комната. Надпись под фотографией гласила: Томас «Торпедо» Холмс у себя дома.

Робинсон решил, что сходство было хорошим. Но даже если бы это было не так, он был твёрдо уверен, что большинство белых людей, особенно таких деревенщин, как эта, считают, что все негры похожи друг на друга. Томас «Торпедо» Холмс отбывал десятилетний срок в Соледаде (исправительно-учебное заведение, государственная тюрьма, расположенная неподалёку от одноимённого города в штате Калифорния – примечание переводчика). В статье не упоминалось о задержании и приговоре, потому что она была написана тремя годами ранее, когда Холмс был слишком высокомерен для своего собственного блага. О копах в печати не пишут, даже в Лос-Анджелесе.

«Полагаю, ты не умеешь читать», - сказал Робинсон, - «поэтому я быстро введу тебя в курс дела.» Он стащил статью с барной стойки, пока она не стала предметом пристального внимания, сложил её и снова сунул в бумажник. Эйлин сидела со скучающим видом. «Вот что говорится в этой статье, чувак, что даже лучшие копы в Лос-Анджелесе не могут меня и пальцем тронуть, вот что говорится в этой статье. И то же самое применимо и здесь, в этом городе, никакой закон не может меня тронуть, никакой дерьмовый бармен не может.»

«Это место принадлежит мне!» - сказал Ларри.

«Ты меня слушаешь, чувак, или ты болтаешь? Я тебе говорю, что я ни с кем не веду дела, ни с законом, ни с другими девушками, и, самое главное, с тобой.»

«Это не Лос-Анджелес», - сказал Ларри.

«Ну, не херня?» - сказал Робинсон.

«Я имею в виду, что у меня здесь свои правила.»

«Хочешь, чтобы я засунул тебе в задницу твои правила, чувак? Вместе с банкой томатного сока? Чувак, не искушай меня. Эта маленькая девочка будет сидеть здесь столько, сколько захочет, понимаешь? И если я буду доволен её обслуживанием, то, может быть, буду время от времени подвозить других девочек, чтобы придать этой грёбаной помойке хоть какой-то класс.» Он снова достал бумажник. Он бросил на стойку пятидесятидолларовую купюру. «Это на всё, что она захочет выпить. Когда это закончится, я вернусь с новой. Лучше молись, чтобы я не вернулся с чем-то с острым концом. Ты понимаешь, о чём я, чувак?»

Ларри поднял купюру и положил оную в карман рубашки. Он решил, что одержал моральную победу. «Что это за силовое дерьмо?» - спросил он, улыбаясь, играя на публику, показывая, что не отступил. «Мы же два джентльмена, разве мы не можем поговорить без угроз?»

«Ты мне угрожал?» - сказал Робинсон. «Я не слышал, чтобы мне кто-то угрожал.»

«Что я имел в виду...»

«Мы закончили, чувак? Будешь впредь хорошо обращаться с Линдой?»

«Всё, что я сказал даме - это...»

«То, что ты сказал, ни черта для меня не значит. Я больше не хочу от неё звонков.»

«Я не против, чтобы здесь была симпатичная девушка», - сказал Ларри.

«Хорошо. И я не против, чтобы она была здесь», - сказал Робинсон и широко улыбнулся, как будто ел арбуз. Он снова положил руку на плечо Эйлин. «Теперь, дорогая», - сказал он, - «полегче с соусом. Потому что папа припас тебе несколько вкусных конфет, когда ночь закончится.»

«Увидимся, Торп», - сказала она и подставила щеку для поцелуя. Робинсон коротко и многозначительно кивнул Ларри, а затем крутым сутенёрским шагом направился к двери и вышел к белому «кадиллаку», стоявшему у обочины.»

С другого конца бара Энни сказала: «Хотела бы я иметь такого мужчину.»

Третье ограбление винного магазина произошло в то время, когда Элвин Робинсон изображал «собак и пони» (в США «шоу собак и пони» это разговорный термин, уничижительно обозначающий чрезмерно разыгранное представление, презентацию или событие, призванное повлиять на мнение – примечание переводчика) для владельца бара «У Ларри», но полиция отреагировала к девяти тридцати, а Карелла и Мейер прибыли на место происшествия только в девять тридцать пять, и к тому времени Робинсон уже ехал обратно в семьдесят третий участок.

На этот раз никто не погиб, но не из-за отсутствия попыток. Марта Фрей, сорокалетняя женщина, владевшая и управлявшая магазином на пересечении Калвер и Двадцатой, рассказала, что четверо из них в клоунских костюмах, остроконечных клоунских шапках с помпонами и белых клоунских масках с красными носами и широкими ухмыляющимися ртами начали стрелять, как только они вошли. Она схватилась за сердце и упала за прилавок, как она надеялась, очень удачно имитируя смертельно раненного человека. Пока они обчищали кассу, ей пришло в голову, что кто-нибудь из них может решить всадить ей в голову «куп-ди-грейс» («удар милосердия», с французского coup de grâce, разновидность смертельного удара, который наносится охотником раненому животному, либо же солдатом своему раненому противнику – примечание переводчика), как она это называла, пока она лежала и изображала опоссума. Никто из них этого не сделал. Она считала чудом, что осталась жива: четыре маленьких пистолета начали стрелять неожиданно, причём все одновременно. Она подумала, может, они всё-таки попали в неё? Может быть, она сейчас в шоке и не знает, что в неё попали? Видели ли детективы на ней кровь?

Мейер заверил ее, что она всё ещё цела и невредима.

«Не могу поверить, что они в меня промазали», - сказала она и осенила себя крёстным знамением. «Должно быть, Бог присматривал за мной.»

Или это так, или они нервничают, подумал Карелла. Третий раз за четыре часа даже опытный профессионал может испугаться. Не меньше, чем горстка школьников.

«Вы видели, кто был за рулём машины?» - спросил Карелла.

«Нет», - сказала Марта. «Я подсчитывала кассу за ночь. Обычно по пятницам я закрываюсь в девять, но сейчас Хэллоуин, проходит много вечеринок, у людей не хватает выпивки, и они в последнюю минуту бегут в магазин. Это было, наверное, через двадцать минут после обычного времени закрытия, когда они пришли.»

Фургон «мобильной лаборатории» подъехал к магазину.

«Техники пробудут здесь некоторое