от меня наказ о воспитании моих внуков, великих князей Александра и Константина Павловича, Вы о сем именем моим подтвердите господам Протасову и Сакену, и вообще всем, при внуках моих находящимся». Как видим, императрица называет здесь по фамилиям Протасова и Сакена как ближайших помощников Салтыкова – Лагарп же попадает в категорию «вообще все»[119].

В то же время по своему глубокому влиянию на учеников Лагарп значительно превосходил положение обычного учителя. В частности, в ежегодных отчетах, которые он посылал Салтыкову, передававшему их для прочтения императрице, Лагарп выходил далеко за рамки простого перечисления пройденного и позволял себе пространные рассуждения о характерах воспитанников и о средствах к их умственному и нравственному развитию[120]. А в конце 1794 года, задетый неподходящими, на его взгляд, условиями, с которыми его отправляли в отставку, Лагарп попытался письменно доказать свое особое положение среди учителей, заявив Салтыкову: «Обязанности мои при Их Императорских Высочествах никогда не сводились к тем, какие исполняют обыкновенно частные учителя. Напротив, не подлежит сомнению, что служил я их наставником, ибо один, без чьей-либо помощи, исполнял все, что сия должность предполагает»[121].

Наблюдения за характером своих учеников Лагарп, следуя своей «практической системе», начал сразу же, когда приступил к регулярным урокам с Александром и Константином в Царском Селе летом 1784 года. После возвращения двора в Петербург он составил записку, явно предназначенную для глаз Екатерины II, которая показывает, насколько обогатились его педагогические взгляды за несколько месяцев после начала занятий.

Александру в этот момент было всего лишь 6 лет, а Константину – 5, но Лагарп сразу формулирует главную задачу: «Нечувствительно перевести их от игр к более серьезным занятиям». Швейцарец понимает, что слишком маленький возраст мешает этому, но тем не менее даже разбору характера их игр придает определенное значение. По его мнению, у мальчиков – слишком много игрушек, и это не только занимает все их время, но и заставляет переходить от одной к другой «без размышления, без связи понятий между собой», что может быть в дальнейшем опасной привычкой для ума. Что касается возраста, то Лагарп советует пока еще несколько месяцев или, может быть, даже около года разделять их на уроках, но затем надеется, что возрастные различия сотрутся и их можно будет учить вместе, на равных. Очень важен метод преподавания, от которого зависит усердие мальчиков и их успехи. Например, при письме под диктовку по-русски нужно научить их распознавать гласные звуки и писать по звучанию, не обращая сперва внимания ни на орфографию, ни на чистописание. Другой интересный метод, предложенный Лагарпом для заучивания букв – давать мальчикам читать и заучивать наизусть стихи; он подчеркивает, что это гораздо лучше, чем заставлять их читать по складам и перерисовывать прописи[122].

Те же рекомендации он относил и к французскому языку. Лагарп стремился, чтобы мальчики схватывали его со слуха. К началу 1785 года и Александр, и Константин уже хорошо понимали французскую речь Лагарпа, что позволило тому вести преподавание других предметов. Но и в дальнейшем Лагарп продолжал именно практический метод овладения языком, избегая перехода на теоретический уровень. Из-за того, что в данной методике на первый план выходили не буквы, а звуки, великие князья на письме часто подбирали орфографию под то, «как слышится» слово, что хорошо видно по их сохранившимся детским запискам. Спустя год занятий Лагарп признавал, что 8-летний Александр «объясняется по-французски достаточно быстро и с той степенью ясности, что иностранцы без труда его понимают, а также с величайшей легкостью пишет множество слов подряд, услышав их лишь один раз, и делает при этом лишь те ошибки, которые проистекают из орфографии звуков». Швейцарец подчеркивал при этом, что сознательно не стремился пока еще знакомить мальчика с правилами написания слов и избегал «тщательно представлять ему каждое слово грамматически, пока он не будет в состоянии хорошо уяснить его значение»[123]. И даже в своем отчете за 1786 год, то есть спустя два года преподавания французского языка Лагарп писал, что до сих пор «избегал говорить о грамматике, <…> решался скорее затруднить себя приисканием окольных объяснений, чем употреблять грамматические термины, значение которых могло быть не ясно понято»[124].

Еще осенью 1784 года Лагарп обосновывал, что из других учебных дисциплин надо начать преподавание с географии и истории – даже не дожидаясь, пока мальчики будут свободно изъясняться по-французски, а напротив, полагая, что эти занятия помогут им в совершенствовании французского языка. При этом он настаивал на том, чтобы уроки были встроены в строгий распорядок дня, а их продолжительность зафиксирована заранее. Основным предметам, требующим наибольшего внимания, Лагарп предлагал учить с утра, а занятия танцами и рисованием перенести на послеобеденное время.

Приступая к обучению мальчиков в столь раннем возрасте географии, Лагарп хотел, чтобы они запомнили, «где находятся достопримечательные места», и тогда это останется с ними на всю жизнь. А для развития мышления своих учеников швейцарец большое внимание уделял наглядности. Александр и Константин под его руководством разглядывали карты и изучали планы местности: сперва дворца и парка в Царском Селе (где жили летом), затем Петербурга, затем карту всей окрестной губернии и так далее – карты соседних с Петербургом губерний, других частей Российской империи, наконец, других стран, запоминая моря, заливы, реки, горные хребты, столицы. Конкретную методику Лагарпа хорошо иллюстрирует то, что, рассказывая об устройстве мира, его основных частях, он не следовал какой-либо «ученой системе», но отталкивался от России, и это было ему даже удобно, поскольку та лежала и в Европе, и в Азии, касаясь различных океанов, пустынь и проч. Говоря о соседях России, много внимания уделял он азиатским странам, например Османской империи, народам, ее населяющим, но, разбирая деление этого государства, указывал на греческие земли и таким образом давал первые сведения о древнем населении и античной истории Греции. Так постепенно в занимательном рассказе Лагарпа о странах появлялись сведения по истории, которые с течением времени приобретали более системный характер.

С июня 1785 года Лагарп также преподавал великим князьям математику, практически с нуля (по его словам, ученики к тому моменту едва знали арифметику и не могли свободно обращаться со сложением чисел). Здесь он добился быстрых успехов. Уже через год Александр легко владел всеми четырьмя арифметическими действиями, а Константин учил таблицу умножения; тогда же Лагарп начал с Александром проходить геометрию (а к концу 1791 года, как показывает отчет Лагарпа, они добрались уже до сложных задач об извлечении корней и свойствах параболы). Точные науки вообще без труда давались Александру, а выполненные в его тетради решения задач служили потом пособиями для Константина[125].

Но наряду со способностями Лагарп отмечал в Александре и зачатки отрицательных черт, а потому всерьез был обеспокоен воспитанием его характера. Среди них на первом месте находилась лень. Уже 10 июля 1785 года (когда Александру было 7 с половиной лет) Лагарп в обобщающем докладе к Салтыкову впервые написал: «Его Высочество одарен большим умом, способностями, проницательностью и быстротой соображения, однако склонен к медлительности, когда до дела доходит. Не однажды обнаруживал готовность к тому, чтобы за него другие размышляли». Лагарп внимательно следил за работоспособностью мальчика и был уверен: «Пишет Его Высочество такие диктовки, какие ему вполне по силам: я в этом ежедневно убеждаюсь по лицу его и глазам». Поэтому необходимо «помешать Его Высочеству к медлительности привыкать и принудить его, собственные таланты употребляя с пользой, все, что ему по силам, обдумывать и исполнять быстро