В момент схватки крайне непросто контролировать не только силу удара, чтобы серьезно не ранить соперника, но и движения, которые стали на уровне инстинктов. Вы же не думайте, как держите ложку или как завязывайте шнурки. Просто делаете и всё. И в борьбе тот же принцип.

Вот почему остальные, в том числе я, были у этих рукопашников-гуру только на подхвате. Слишком у нас проявлялась специфичная техника, и это могло привлечь нежелательное внимание. А Плохиш с Давой занимались борьбой с детского возраста практически ежедневно. На что после наложилось обучение авторским техникам боя, так сказать, внутренним наработкам родного подразделения. Думаю поэтому они легче переключались в стандартный режим.

Мы же в качестве массовки помогали им обучать бойцов тому, как отражать нападение противника с оружием и без, борьбе с несколькими противниками одновременно.

А вот тренировать ножевому бою выпало мне и Святу. Мне так повезло, потому что комрады сказали, что я в этом лучший в отряде, значит, типа «вперёд». А Свята я сам тренировал, поэтому пусть тоже отдувается заодно со мной. К тому же при обучении ножевому бою отрабатывать технику и практику нужно без спешки. Есть время продумать каждое движение.

С одной стороны, я был не против обучить чему-то полезному наших бойцов, может кому-то из них это когда-нибудь жизнь спасёт. С другой, параллельно тренировались и арабы. Так-то я против этих ребят ничего не имел. Но с неспокойной обстановкой в регионе в целом, и в этой стране в частности, не факт, что через некоторое время мы не окажемся по разные стороны баррикад.

Практикой ограничиться не вышло. Пришлось объяснять теорию и тактику ножевого боя, потому что многие бойцы знали только азы. При этом повторять всё на двух языках.

Парни потом ржали над нами. Мол, я тренировал терпение, а Свят подтягивал арабский. Двойная польза. Шутники, бл*.

Общефизическую подготовку взял на себя майор и Лёня. Они были самые дотошные и обладали уникальной способностью без напряга делать одно дело долго и упорно. Мы с комрадами в их тренировках участвовали наряду со всеми. А потом добирали свою норму физической нагрузки, уже отдельно.

В наблюдателях на военной базе недостатка не было. Как в театре, ёпт.

Смотреть за тренировкой не мешки ворочать.

Меня это жутко бесило. Раз не спецназ, то пусть хотя бы физуху подтянут. Нет, целый зрительный зал собирался. Непонятно как так, если этим бездельникам нечем заняться, почему не тренируются? Но это вопрос к их командиру и командиру военной базы.

С командиром военной базы вообще интересно получается. Активный такой араб, невысокий, юркий, подтянутый, возраста как мой отец примерно. Подходил к нам периодически, смотрел за тренировками, даже разговаривал на общие темы, при этом аккуратно расспрашивая про службу и предыдущие командировки. Он мне напоминал мангуста. Хищник, небольшой, но пронырливый и опасный.

Не удивлюсь, если он в доле после продаже оружия и техники, которые изымались у убитых военных. С другой стороны, зачем бы тогда Халиду рисковать и связываться с нами? Нелогично.

А вот то, что именно командир базы придумал устроить постоянные тренировки для бойцов, а нам поработать инструкторами, мы знали наверняка. Он сам нам признался, довольно лыбясь при этом. Дескать увидел тренировку вашего отряда и быстро смекнул, что нужно пользоваться возможностью пока такие бойцы у него на базе. Хитрый фраер.

И пусть у меня руки чесались быстрее закончить тут всё и вернуться домой, я не льщу себе мыслью, что смог бы сам выявить крысу на такой крупной военной базе. Причины, делающие эту задачу столь затруднительной, для меня кристально ясны.

Во-первых, размер базы. Огромная территория со множеством зданий, складов, жилых комплексов и технических сооружений. Патрулировать её полностью, держа под контролем каждый уголок, невыполнимое дело, когда в наличии менее двух десятков надежных бойцов.

Во-вторых, многонациональный состав военнослужащих и гражданских работников. Сотрудники базы прибывают со всех уголков мира, каждый со своими мотивами, историей и, что ещё более важно, своими связями. Разобраться в этом переплетении отношений и предположить, кто может передавать сведения врагу — задача из разряда тех, что со звездочкой.

Третья проблема — высокотехнологичные средства связи и шифрования, доступные сегодня. Шпион может передавать информацию, не вставая с койки, используя средства связи, которые сложно отследить или перехватить.

Кроме того, постоянное перемещение войск и техники внутри базы создаёт дополнительный хаос, в котором легко потерять след.

Наконец, самый сложный аспект — человеческий фактор. Доверие и товарищество, крепнущие в экстремальных условиях военной службы, затрудняют подозрения в адрес «своих». Даже если поведение человека вызывает вопросы, сомнения в его предательстве могут разрушить сложившиеся связи и подорвать моральный дух.

Найти шпиона здесь — это как искать иголку в стоге сена, который постоянно перемещается и меняется. Но несмотря на все трудности, мы не имеем права отступать. Безопасность наших военных и успех миссии зависят от решения этой задачи. Поэтому я буквально заставлял себя сосредотачиваться на том, что было в моих силах — на патрулировании. Хотя и продолжал «посматривать по сторонам».

Патрулировать город и окрестности было не то, чтобы сложно, но определенно опасно. Высокая вероятность террористического удара сохранялась невзирая на недавнее освобождение города правительственными войсками.

Проезжая очередной раз по улицам, моя душа наполнялась тяжестью. Печальное было зрелище. Повсюду разрушенные дома. Видны следы боёв — отверстия от пуль на стенах, обугленные фасады от пожаров, обгорелые автомобили. Некоторые улицы были перекрыты завалами. Здесь, где когда-то пульсировала жизнь, теперь царит тишина.

Один из древнейших городов Ближнего Востока, который видел сотни сражений, снова был в эпицентре вооруженного конфликта. Только теперь прогресс достиг такого уровня, что оружие могло в считанные минуты разрушить до основания город и заодно всех, кто в нём находится.

Здания, которые когда-то были свидетелями жизни и суеты, теперь стояли в развалинах. Фасады, разорванные на части, пустые глазницы окон. Где между обрушенными стенами, как в кукольном доме, в разрезе можно видеть комнату и мебель. А здесь — остатки былой жизни: обломки мебели, разбросанные личные вещи, каждая из которых это история о прерванных судьбах.

И тем не менее я часто замечал людей, которые продолжали в них жить, рискуя в любой момент попасть под обрушение. Скорее всего от безысходности они взаимными усилиями обустраивали относительно пригодное для жизни пространство. Женщины стирали в тазах прямо на улице и вешали белье на натянутые веревки. Старики с седыми бородами негромко переговаривались между собой, сидя