заявление, каким сопровождается открытие уголовного дела. Ну, сами знаете: «Настоящим подтверждается, что мастерские были ограблены неустановленным лицом или группой лиц». В исключительных случаях мы опираемся на то, что предварительное расследование – понятие растяжимое, и задерживаем выплаты.

– Мило.

– Я тоже так думаю.

– Вам известно, что основным владельцем мастерских является Литская ешива?

– Конечно.

– А кто в ешиве руководит финансами?

Манеры английского лорда на мгновение исчезли. Дарноль откинулся назад.

– У рабби есть дочь, которая, по слухам, находится у вас. – Он запнулся, но, не дождавшись с моей стороны никакой реакции, продолжил: – У этой дочери, которую зовут Рахиль, есть, если не ошибаюсь, жених по имени Шимон. Донельзя неприятный тип, но крайне талантливый во всем, что касается денег. Рабби возглавляет объединение хасидов Литской общины, то есть он кто-то вроде генерального директора большого предприятия. Он получил назначение за границей, в Вене, где должен открыть центр по сбору пожертвований. По их понятиям, это серьезное понижение. Мы точно не знаем почему. По-видимому, какая-то внутренняя политика.

Я про себя удивился, что Рели ничего мне об этом не сказала.

– Рабби, который сменит его, – продолжил Дарноль, – должен в ближайшие дни прилететь сюда из-за границы вместе с адмором[9], который прибывает с визитом в Иерусалим. Вместе с новым рабби приедут его доверенные лица, которые, я полагаю, захотят взглянуть на бухгалтерские книги ешивы. Так что, если этот Шимон что-то наворотил, он должен все исправить в ближайшие дни.

– И еще один вопрос. Ездил ли кто-то из замешанных в этом деле в последние дни за границу?

Это был не совсем выстрел вслепую. В Израиле трудно сбыть краденое в таких объемах.

– Достопочтенная госпожа Таль, жена Шая Таля, потратила, согласно нашим источникам, несколько часов своей жизни на перелет по маршруту Тель-Авив – Париж, откуда, по данным наших французских коллег, первым же поездом отправилась в городок Шамони, известный чудесным видом на гору Монблан. Вам ведь доводилось там бывать?

Мне не доводилось.

– Может, она любительница горных лыж?

– По ночам?

Мы оба улыбнулись. Каждый следователь-новичок знает, что швейцарская граница в районе Монблана если и охраняется, то чисто символически. Каждый, кто хочет добраться до цюрихских или женевских банков и не получить соответствующей отметки в паспорте, направится именно туда. Нам был известен еще один факт: в Израиль деньги, по-видимому, пока не прибыли. Таможенная служба обычно проявляет большое любопытство к выезжающим за границу всего на сутки и тщательно проверяет их багаж. Логично было предположить, что бриллианты отбыли в Швейцарию вместе с госпожой Таль, где превратились в наличные и были положены на счет в одном из банков. В ближайшие дни они вернутся с курьером, который будет в полном неведении об их происхождении. Как бы там ни было, для Дарноля бриллианты утеряны навсегда. Почти наверняка они уже переправлены в Антверпен, где их заново огранили в одной из местных мастерских, которыми по большей части владеют ультраортодоксы. Ему оставалось искать деньги. Я вдруг вспомнил слова вечно ухмыляющегося меламеда[10] Злоркинда: «Следуй за деньгами».

– Ладно, Дарноль, больше у меня нет вопросов. Теперь ваша очередь.

– Как получилось, что ваши отпечатки пальцев обнаружены в обеих ограбленных мастерских?

– Не имею представления. Я никогда там не был. Кто-то пытается меня подставить.

– Этот кто-то сумел подбросить ваши отпечатки с удивительной быстротой.

– Мне тоже так кажется.

– Что вы делали вчера в ешиве?

– Я был там по личному делу.

– Какого рода?

– Сожалею, но этого я сказать не могу.

– А как вы узнали, что мастерскими владеют литские хасиды?

– И этого я сказать не могу.

– Ну конечно. Вы же с Талем вместе служили в армии, если не ошибаюсь.

– Да, но мы никогда не дружили. Мы с ним даже не приятели.

– Насколько я понимаю, вчера вы нанесли ему визит, чтобы выразить свою неприязнь.

Мне следовало догадаться, что Дарноль не оставит дом Таля без присмотра.

– Вы поняли не все. Я ходил к нему, чтобы предупредить, что собираюсь разрушить его алиби.

– Разрушили?

– Нет. Жена его прикрыла.

– Очень интересно.

Он не верил ни единому моему слову, но я уже начал к этому привыкать. Мы обменялись еще несколькими вежливыми замечаниями и расстались. Дарноль был разочарован. Он совершенно справедливо полагал, что получил меньше, чем дал. Я пообещал держать его в курсе событий.

Я вернулся к дому сестры и позвонил ей из телефона-автомата на углу. Трубку снял Кравиц. Мне показалось, что я услышал глуховатый щелчок.

– Пойди пройдись. Через два часа встретимся там, куда ты бегаешь по ночам, – басом произнес я и повесил трубку.

Спустя десять минут из дома вышла Рони с огромной коробкой в руках и забросила ее в машину. Я улыбнулся. Такие трюки в духе Голливуда характерны для мозгов Кравица. Полицейский во дворе заметался, не понимая, что ему делать, но в конце концов побежал к патрульной машине, завел двигатель и поехал за моей сестрой. Спустя несколько минут из дома вышел Кравиц и с демонстративным дружелюбием опустил руку на плечо второго полицейского. Даже не слыша, о чем они говорят, я мог догадаться, что он в деталях расписывает ему, как трахался сегодня ночью. Вдвоем они уселись в «Кортину» Кравица и укатили.

Рели не спала. Она сидела на ковре в гостиной и пыталась сообразить, как включают проигрыватель компакт-дисков. Когда я вошел, она взглянула на меня смущенно:

– Не работает.

Внезапно она показалась мне совсем маленькой. Двадцатилетняя девочка, за которой гонится весь мир, а она сидит на ковре и пытается включить слишком сложное для нее устройство. Я снял куртку, уселся рядом с ней и нажал нужные кнопки. Потом мягко загнал внутрь диск Билли Холидей.

– Ты понимаешь по-английски?

– Да.

Я выбрал Good Morning Heartache. Комната заполнилась звуками бархатного голоса с приятной хрипотцой. Я потушил свет, зажег сигарету и лег на спину, позволяя телу расслабиться. Ее пальцы, которыми она осторожно дотронулась до моего лица, были сухими и теплыми. Я не шевелился. Она гладила мои царапины, от глаз к подбородку, от подбородка к шее. Медленно, опершись на локоть, она легла рядом со мной, просунув вторую руку мне под затылок. С неожиданной силой пальцы вцепились мне в плечо. Не открывая глаз, я протянул руку и обнял ее. Мои губы приникли к ее шее, а потом опустились ниже. Я коснулся ее упругой груди под тонкой тканью футболки. Она на мгновение замерла, но почти сразу ее длинные ноги сплелись у меня за спиной. Я потушил сигарету и весь растворился в ней. В ее молодости. В ее робости. Я гнал от