– Сам знаю.

Честно говоря, он совершал ошибку. Они с Рони были слишком похожи. Моя сестра не станет терпеть его выходки – она ему свои продемонстрирует. С другой стороны, это была их жизнь, а я и в своей-то не особенно преуспел, так что не мне было давать им советы.

– Я сегодня встретил твоего жениха, – обратился я к Рели.

– Правда? Где?

– Посреди улицы. Он пытался за мной следить. Утверждал, что должен тебя увидеть, что любит тебя и жить без тебя не может.

От удивления она широко раскрыла глаза:

– Он же видел меня всего один раз! Вернее, два. Ему дали посмотреть на меня в автобусе перед тем как свататься.

Зазвонил телефон. Я прыгнул к нему, сдернув со стола некстати прицепившуюся скатерть, а вместе с ней чашки и блюдца. Кравиц пропел: «Нервы, здесь сдали нервы» на мотив «О соле мио», но я его проигнорировал и снял трубку.

– Слушаю.

– Здравствуй, господин бывший полицейский. Слышал, я тебе понадобился.

– Кто это?

– Не узнаешь?

– Нет.

Марокканский акцент усилился:

– Это Жаки, господин полицейский. Ты что, не помнишь? Чокнутый Жаки.

Я расплылся в улыбке. Чокнутый Жаки был приблизительно одного роста с Кравицем, а выглядел, говорил и вел себя именно так, как, по мнению пожилых дам, должны выглядеть, говорить и вести себя ужасные преступники-марокканцы. Даже не видя его, я точно знал, что и сейчас, посреди зимы, его рубаха распахнута на груди, открывая взорам толстенную золотую цепь, а в уголке рта у него зажата сигарета «Мальборо». На заднем плане я слышал магнитофон, орущий песни на арабском. Однажды ночью я допрашивал его по поводу взлома на площади Государства; мы оба знали, что магазин взломал он и что я никогда не смогу это доказать. Поэтому мы просто сидели и болтали. Вообще-то он был толковым парнем и мог бы обзавестись собственной квартирой, женой и прочими атрибутами представителя среднего класса, но ему это было и даром не нужно. Он стал преступником главным образом потому, что считал, что так интереснее жить. Под утро я его отпустил, хотя мог бы помариновать в изоляторе недельку-другую, благо, закон это позволял. Когда я снял с него наручники, он улыбнулся и заявил, что отныне будет называть меня не иначе, как «господин полицейский». Потом мы с ним иногда сидели в Яффе, пили кофе, ели жареную рыбу. Он никогда не воровал в моем районе. С тех пор как я ушел из полиции, мы с ним больше не встречались.

– Как дела, Жаки?

– Шикарно, просто шикарно! У меня тут одна блондинка, которая до сих пор не знала, что бог одарил марокканцев всем, что забрал между ног у ашкенази. Но я слышал, что господину бывшему полицейскому, величайшему из великих, понадобился ничтожный Жаки. – В его голосе зазвучали деловитые нотки. – Я еще не нашел женщину, которую ты ищешь, но я знаю, кто ее дилер, и знаю, что она не получала дозу уже десять-пятнадцать часов. Думаю, в данный момент она переживает серьезный стресс. Так что тебе стоит поторопиться.

– Где ты?

Он продиктовал мне адрес. Я записал. Кравиц у меня за спиной сказал Рели:

– Ты понятия не имеешь, сколько времени мне понадобилось, чтобы обучить его грамоте. До сих пор, когда ему надо написать букву «гимель», он звонит мне и переспрашивает.

Я сложил записку и сунул себе во внутренний карман. Поймав взгляд Кравица, направленный на блокнот для заметок, я хмыкнул. Постепенно теряю профессионализм. Совсем забыл, что запись можно прочитать на следующей странице по следу, оставленному нажимом ручки. Я выдрал из блокнота несколько листков и порвал их в клочки.

– Недоверие, Джош. Нет ничего хуже недоверия.

Я был не в той ситуации, чтобы подыскивать остроумный ответ, и вместо этого серьезно сказал:

– Если со мной что-то случится, найди в Яффе Чокнутого Жаки. Но пока не увидишь мой труп, ничего не предпринимай, потому что это может быть ловушкой. На время, пока тебя здесь не будет, поставь у входа охранника и не забудь выдать ему оружие, потому что эти ребята по одному не ходят.

Женщины от моих слов оцепенели, а Кравиц, все еще улыбаясь, нехорошо прищурился:

– О’кей.

Рели догнала меня у лифта:

– Ты не должен делать все это ради меня.

– Ради тебя я не делаю и малой доли всего этого. Если бы дело было только в тебе, я бы просто вернул тебя в ешиву, к отцу, и забыл обо всем.

– Тогда что происходит?

– Оставайся здесь и носу из дома не показывай. Через день-два все устроится.

– Обещаешь?

– Нет.

Лифт приехал, и я, не прощаясь, шагнул в него. Мне показалось, что она пробормотала что-то вроде: «Будь осторожен», но я не уверен.

Жаки ждал меня возле своего дома. Он не слишком изменился за то время, что мы не виделись. Прибавились только аккуратные тонкие черные усики над верхней губой. Он курил самокрутку. Меня обдало тяжелым запахом гашиша.

– Не стоит, Жаки.

– Курить? Почему? Что ты мне сделаешь?

– Я? Да я не арестовывал людей из-за одного косяка, даже когда был полицейским. Но у меня на хвосте сидит половина полиции, и тем, кто находится рядом со мной, имеет смысл соблюдать осторожность.

– А что с Кравицем?

Эти два коротышки очень нравились друг другу.

– Он с нами. Но только он.

– Ладно, господин бывший полицейский. Поехали.

Следуя его указаниям, я пробирался переулками таких кварталов Яффы, куда полиция без крайней необходимости предпочитала не заглядывать. Наконец мы остановились у совершенно заброшенного на вид дома.

– Ты уверен, что это здесь?

– Не всякая вещь такова, какой кажется на первый взгляд.

– Да ты философ.

– Мамочка твоя философ.

– И она тоже.

– Кстати, как поживает твоя сестра?

Я промычал нечто неопределенное. Жаки явно нащупывал новую социальную границу между нами. Тот факт, что я на него не рассердился, его немного обескуражил, и, когда он снова заговорил, его тон сменился на гораздо более сдержанный.

– Ты плохо выглядишь.

– Я знаю.

– У тебя проблемы.

– Еще какие.

– О’кей. Мне жаль. Я не думал, что все так серьезно.

– Ладно.

– Снова друзья?

– Да.

– Тогда пойдем.

– Жаки.

– Что?

– Ты забыл про свой марокканский акцент.

Мы оба ухмыльнулись. Жаки постучал в дверь и отошел, уступая мне место. Спустя некоторое время изнутри спросили:

– Кто там?

– Я от Судьи. Нужна доза.

– Подожди здесь.

Загремели дверные цепочки. Дверь приоткрылась, и наружу просунулась голова парня. Я распахнул дверь и со всей силы шарахнул его плечом. Он вскрикнул, а я вошел в квартиру. Парень – на