ясно, что у меня появился новый преследователь. Этот был еще более неуклюжим, чем предыдущие. Я прибавил газу. Пересек улицу Бен-Йехуда, проскочил по встречке за кинотеатр «Муграби», развернулся, встал, перегородив дорогу, и вышел из машины. Он на слишком большой скорости, едва вписался в поворот и только чудом сумел затормозить на расстоянии в несколько сантиметров от дверцы моей машины. Подойдя к водительскому окну, я тщетно пытался за тонированным стеклом рассмотреть, кто сидит внутри. И в конце концов, окинув печальным взглядом свои перчатки, заехал в стекло кулаком. Дернул за кнопку блокировки замка, рванул дверь на себя и вытащил водителя наружу. Пожилая пара, вышедшая из дома напротив, в панике развернулась и скрылась в подъезде. Я уложил водителя на капот. Не могу сказать, что я сильно удивился, узнав жениха Рели. Он боролся за возможность дышать и хрипел:

– Отпусти! Отпусти!

– Ты повторяешь это при каждой нашей встрече.

Я отпустил его.

– Где Рели?

В его голосе слышалась неуместная требовательность.

– Тебе какое дело?

– Мне есть дело. Она моя невеста. Мы должны пожениться.

– Я думал, у вас женитьба – это про «плодитесь и размножайтесь», а не про любовь.

– Где она?

– Я уже сказал. Это не твое дело. Если я еще раз замечу тебя у себя на хвосте, я сделаю из твоих яиц болтунью.

Угроза немного рассмешила меня самого, и, чтобы он этого не заметил, я влез в его машину, припарковал ее на обочине и выпустил воздух из всех четырех колес. Он принялся было скандалить, но вдруг умолк и только уставился на меня печальным взглядом. Уезжая, я видел, как он бежит за моей машиной, потом хватается за бок и садится на тротуар. Губы его шевелились, и мне казалось, что слова, которые он произносил, не прибавили бы ему уважения в глазах рабби.

Приехав в Яффу, я глянул на башенные часы на площади Полиции. Было уже за полночь. Я углубился в город и довольно долго блуждал по переулкам, пока не нашел одну из маленьких шашлычных. Заказал черный кофе и стал ждать. Ко мне за столик присел хозяин заведения – бывший уголовник, которого я в прошлом задерживал. Чтобы не схлопотать срок, он предпочел стать моим информатором и честно отработал три месяца, а потом попросил его отпустить, потому что собирался жениться. Я отпустил. Сейчас он не без опаски проговорил:

– Здравствуй, Джош.

– Здравствуй, Карандаш.

– Ты просто так заглянул или по работе?

– По работе.

Я объяснил, что мне от него надо. Он поставил передо мной несколько тарелок с салатами и исчез за задней дверью. Если салаты требовались для маскировки, то, надо признать, она удалась на славу. Я только допил свой кофе, как ко мне подсели двое молодых ребят в черных дождевиках. Мы вполголоса перебросились парой фраз, и они повели меня в другой ресторан, где к нам присоединился третий паренек, чуть постарше, и мы продолжили восхождение по запутанной яффской иерархии. По ресторанам, кафе, квартирам, стриптиз-барам и точкам, где торгуют наркотой. Через два часа я наконец-то добрался до цели: меня привели в дом Абу-Салима по прозвищу Судья. Этому арабу было под пятьдесят, и в Яффе он вознесся благодаря паре на удивление проворных кулаков и еще более проворным мозгам. По понятиям мира, в котором он обретался, он был человеком честным. Даже полиция считалась с его мнением. Когда он просил отпустить кого-то из-под ареста, к нему почти всегда прислушивались, потому что все знали, что дня через два-три полиция получит наводку и сможет арестовать кое-кого посерьезнее.

– Я слышал, у тебя проблемы, Джош?

– Так и есть.

– И тебе нужна помощь?

– Если ты знаешь, что у меня проблемы, значит, понимаешь, что да, нужна.

– Если я тебе помогу, что получу взамен?

– Ты же меня знаешь, Судья, за мной не пропадет. Не сейчас, так позже.

Он спросил, кого я ищу, и я описал ему Патрисию. Судья поиграл четками из резных белых бусин.

– Я подошлю к тебе человечка.

– Он должен хорошо ориентироваться в городе.

– Не волнуйся. Он с тобой свяжется. Ты его знаешь.

Я не задавал вопросов. Судью ни о чем не спрашивают. Захочет – сам расскажет, не захочет – нет. На обратном пути я проехал по пустынным улицам Яффы. Сколько раз я бывал тут по ночам! Патрульная машина тихо скользит по асфальту, синие огни проблескового маячка отражаются в витринах. Локоть в наглаженной форменной рубашке выставлен наружу, и три сержантские полоски белеют в темноте.

Я привык обращать внимание на вещи, незаметные обычным водителям. Вот полуоткрытая дверь со взломанным замком. Симметричные царапины на окне, над которым кто-то поработал алмазным стеклорезом. Обнявшаяся парочка, стоящая перед болезненно тощим подростком, обменивает пачку купюр на маленький пакетик с белым смертоносным порошком. На одно тоскливое мгновение мне снова захотелось стать молодым полицейским, притаившимся на темной лестничной площадке с наручниками в одной руке и тяжелым фонарем в другой. Я со злостью вдавил педаль газа. Машина в знак протеста аж подпрыгнула, но потом все-таки увезла меня оттуда.

Когда я вернулся в квартиру сестры, было уже начало четвертого утра. Никто не ложился, все ждали меня. Не успел я открыть дверь, как Рели бросилась ко мне и почти обняла. За секунду до того, как коснуться меня, она остановилась, сделала шаг назад и серьезно взглянула на меня.

– Я за тебя волновалась, – сказала она. – Видимо, зря.

– Бывает.

– У тебя лицо порезано.

– Знаю. Упал в куст с колючками.

Сестрица хихикнула и поцеловала меня. Кравиц, как человек более практичный, протянул мне банку пива. Я выпил ее в три огромных глотка. И только потом сел.

– Что теперь? – спросил Кравиц.

– Ждем звонка.

– От кого?

– Понятия не имею.

– Это как?

– Я был с визитом у Судьи.

– Судья потребует платы.

– У тебя есть идеи лучше?

Он умолк. Рели с моей сестрой варили на кухне кофе. Когда они вернулись, Рони подсела к Кравицу и тот по-хозяйски ее обнял. Я невозмутимо за этим наблюдал.

– Я ушел от жены.

– И что сказал на это наш дядя, заместитель генерального инспектора?

– Мне процитировать?

Желательно.

– Он сказал: «Слушай, Кравиц, я, конечно, ей дядя, но никогда не понимал, как ты можешь ее выносить. Я всегда считал тебя одним из лучших офицеров полиции и всегда поддерживал. В этом нет ничего личного». Мило, правда?

– Очень мило. И что ты ответил?

– Я спросил, почему он называет меня одним из лучших, хотя каждый знает, что я – самый лучший.

– Мой дорогой свежеиспеченный шурин, ты – идиот.

Он уютненько пристроился