Шрифт:
Закладка:
Воспользовавшись ключом, который она когда-то мне дала, я вошел без звонка. Рели спала на диване в гостиной. Я зажег свет. Она повернулась на другой бок и пробормотала что-то неразборчивое. Из спальни доносились глубокие горловые стоны. Я постучал в дверь.
– Кто там?
– Я.
– Не входи!
– Прикройтесь.
– Не входи!
Я вошел. Кравиц, чертов сукин сын, лежал на спине с зажженной сигаретой в уголке рта. С обнаженной мускулистой почти безволосой грудью он выглядел совсем неплохо. Если бы его ноги достигали края постели, впечатление было бы еще сильнее. Мне оставалось надеяться, что сестра не рассказала ему, кто спит у нее в гостиной.
– Я же сказала не входить!
– Ты что, думаешь, я собираюсь совершить убийство на почве попранной семейной чести?
– Джош, послушай, это не то, что ты думаешь.
– Мне-то какое дело? Вы оба взрослые дети. У тебя еще остался тот сыр?
– В холодильнике.
– Рони, а кто эта девица в гостиной? – подал голос Кравиц.
– Одна приятельница. Не буди ее.
Моя сестрица соображает быстро. Я нашел остатки камамбера. Колбаса исчезла без следа. Тут же появился Кравиц.
– Достань мне пива.
Я бросил ему банку. Мы сели рядом. Я прикурил две сигареты и одну протянул ему.
– Что там было, у Красавчика?
– А что, не видно?
– В любом случае, Аполлоном ты никогда не был. Болит?
– Нет.
– Я слышал, твои пальчики обнаружились в мастерских.
– Да.
– Кто-то пытается тебя подставить.
– Знаю.
– Послушай… – Он замялся. – С твоей сестрой у нас серьезно.
– Чудесно.
– Не надо мне так отвечать. Я собираюсь развестись и жениться на ней.
– Не ври. Особенно ей.
– Я серьезно.
– И я.
– Я не хочу, чтобы мой шурин сидел в тюрьме.
– Что это значит?
– Это значит, что ты отдашь мне все, что успел накопать, и за пару недель я этот клубок размотаю.
– У меня нет пары недель.
– А это что значит?
– Если через четыре дня я не принесу Красавчику разгадку, он передаст мое фото во все газеты.
– Так вот почему он так светился, когда ты ушел.
– Иди спать, Кравиц.
Он и правда ушел спать. Я вернулся в гостиную и разбудил Рели. Она спросонья начала что-то бормотать, но я прикрыл ей рот ладонью. Потом затащил ее в ванную комнату и подставил ее голову под воду. Она немного повырывалась, но скоро перестала и засмеялась. Я выпустил ее. Она подняла мокрую голову.
– Ты вечно меня купаешь.
– Давай одевайся. Мы уезжаем.
– Куда?
– Нам надо поговорить.
– О чем?
– О тебе.
Сиденья в машине заледенели. Моросил противный дождь. Я медленно тронулся, глядя в зеркало заднего вида. За мной плавно двинулся «Фиат-131» с потушенными огнями. Кем бы они ни были, они снова допустили ошибку. После того как стало понятно, что я засек их «Мерседес», им стоило перейти на открытую слежку. Но они сменили машину, и теперь я точно знал, что за мной наблюдают, тогда как они могли только догадываться, что я их раскусил. Кроме того, если цепляешь хвост к такому зверю, как моя «Капри», лучше делать это на «Мерседесе».
Я оторвался от них возле поселка Бейт-Янай. До перекрестка Бейтан – Аарон я ехал со скоростью сто километров в час. Спокойная, тихая езда. На перекрестке я велел Рели держаться покрепче и вдавил в пол педаль газа. Двигатель «Капри» издал звук, который иначе, чем радостным ревом, не назовешь. Можно сказать много гадостей в адрес старых американских машин, их качества и надежности, но в скорости разгона им нет равных. Рели испуганно глянула на спидометр, стрелка которого плясала в районе 170, и крепко зажмурилась. Домчавшись до Бейт-Яная, я резко свернул на одну из улочек, заглушил двигатель и стал ждать. Две минуты спустя я увидел, как мимо, жалобно подвывая, промчался «Фиат». Я прикурил, и когда сигарета догорела, снова тронулся, очень неторопливо. Прошел примерно час, прежде чем Рели смогла как следует отдышаться.
– Я знаю, что ты делаешь.
– Да?
– Ты нарочно молчишь, чтобы я почувствовала себя виноватой и рассказала тебе все, что ты хочешь знать.
– Есть что-то, что я хочу знать, а ты мне не рассказываешь?
Она не ответила. Я про себя улыбнулся. Если хочешь кого-то расколоть, первым делом внуши ему, что он «понимает», к чему ты клонишь. Мы петляли по подъемам и спускам шоссе Вади – Ара. На подступах к Умм-Эль-Фахму я остановился на заправке. Нас встретили два улыбающихся молодых араба. Рели вся сжалась.
– Ахалан!
– Ахалан у сахалан[6]!
– Девушка нас боится?
– Нет. Она боится меня.
Они рассмеялись.
Мы заехали в Рош-Пину. Я понятия не имел, почему решил забраться в такую даль. Может быть, мне казалось, что, чем дальше мы будем от Тель-Авива, тем легче нам будет сблизиться. А может, мне просто всегда очень нравилась Рош-Пина. Это старинное поселение напоминало мне город-призрак из вестернов Джона Форда. Я поднялся до старого Дома чиновников – большого полузаброшенного здания, окруженного садом, из которого открывался вид на вади. Слегка моросило, но это нам не мешало. Я достал из багажника старую армейскую сумку и, не нарушая молчания, повел Рели к маленькой нише в юго-восточном крыле здания. Под нами расстилалась долина. Я достал из сумки бутылку узо и два стакана.
– Я не хочу.
– Это тебя согреет.
– Нет.
Я не стал спорить. Налил себе стакан доверху, закурил «Нельсон» и расслабился под блаженно-обжигающим воздействием алкоголя и никотина. Тишина накрыла нас темным пуховым одеялом.
– Где мы?
– В Рош-Пинне.
– Здесь очень красиво.
– Да.
– А это что? Напротив?
– Вади. Ты что, никогда не была в Рош-Пинне?
– Может быть, один раз. Со школьной экскурсией.
– Тебе не холодно?
– Нет, все нормально.
– Твой парень никогда не возил тебя на прогулки?
Несмотря на темноту я почти увидел, как она вздрогнула и напряглась, широко распахнув глаза.
– Мой парень? У нас таких не бывает. Есть мужья, которых нам сватают.
– А-а-а…
Я ждал.
– С чего ты взял, что у меня есть парень?
– Твой папа мне сказал.
– Папа?
– Да.
– И ты ему веришь?
– Вообще-то да.
– Это не так.
– Нет значит нет.
Снова молчание.
– Джош.
– Да?
– Ты правда был женат?
– Да.
– Долго?
– Два года.
– А почему развелся?
– Сам не знаю.
– В смысле?
– Я работал над одним делом на севере страны. Недалеко отсюда. Через две недели вернулся домой, а ее там не
