скорости сто километров в час дернул ручной тормоз, развернулся и полетел по встречке. Все эти пируэты сопровождались целой симфонией несущегося отовсюду скрипа тормозов. Боковым зрением я заметил стайку длинноволосых молодых парней, которые смеялись и салютовали мне вскинутыми в воздух кулаками. Одна из полицейских машин попыталась повторить мой трюк и крайне неэстетично врезалась в «ауди», двигавшуюся ей навстречу с аристократической неторопливостью. Я вернулся к зданию мэрии. Когда я проезжал светофор, то заметил Дарноля, который улепетывал со всех ног. Старый идиот решил, что я вернулся ему мстить. Патрульная машина, которую оставили меня сторожить, включила двигатель. Я притормозил и подождал ее. В кабине сидел только один полицейский. Я довел его до следующего светофора, остановился поперек движения и вывалился наружу из дверцы, находившейся вне его поля зрения. Этот умопомрачительный кульбит закончился в луже, выложенной по дну острыми камнями, на которых мне пришлось оставить небольшой лоскут своих брюк и значительную часть чувства собственного достоинства. Полицейский выпрыгнул из машины с пистолетом наперевес, подбежал к моему окну и застыл в изумлении, обнаружив машину пустой. Он открыл дверцу и взвыл от боли, когда я, подскочив сзади, с силой ее захлопнул. Пистолет выпал в салон, и я снова открыл дверцу, чтобы не сломать ему запястье. FN упирался ему прямо в почку.

– Залезай.

– Нет.

Честно говоря, я слегка удивился:

– Почему нет?

– Потому что у тебя не хватит смелости меня пристрелить.

– Да я и не собираюсь тебя убивать. Зачем? Я просто тебя так отделаю, что ты неделю не сможешь двигаться.

Он немного поразмыслил над этим. Из машины напротив вышли двое парней в армейских куртках и двинулись в нашу сторону. Я помахал им пистолетом, и они вернулись на место. Без всякой нежности я запихнул полицейского на пассажирское сиденье и дал по газам. Вырулил к парковке и загнал машину на самый верхний этаж. Кроме нас, там стояла всего одна машина. В ней никого не было. Я откинулся на спинку сиденья и стал ждать. Спустя несколько минут он начал беспокойно ворочаться. Не успел я досчитать до десяти, как он бросился на меня. Его кулак налетел на дуло FN, и, завопив от боли, он рухнул обратно на сиденье, обхватив окровавленную руку. Я протянул ему платок. Ему было лет двадцать пять, светлая кожа, открытое лицо, очень короткая стрижка, которая делала его еще моложе. Я не очень гордился тем, что мне пришлось его потрепать. Нас разделяли как минимум пятнадцать килограммов и пятнадцать лет опыта.

– А теперь, – сказал я ласково, – у меня к тебе вопрос.

Он закивал. Умный парень. Герои с разбитой головой никому не нужны. Не то чтобы я собирался его бить дальше. Но он-то этого не знал.

– Для чего понадобилась вся эта кавалерия?

– Гольдштейн был у тебя на квартире и нашел два украденных бриллианта. А рядом валялась записка от какого-то торговца оружием из Газы, в которой было сказано, что гранаты и автомат он передаст тебе в течение двадцати четырех часов. Судя по дате, записка была написана три дня назад.

Не знаю, кто тот человек, который вознамерился втянуть меня во все это, но воображение у него богатое.

– А Гольдштейн не в курсе, что торговцы оружием из Газы записками не общаются?

– То же самое сказал и Чик, но мы не хотели рисковать.

В сущности, они были правы. Я бы на их месте действовал точно так же. Я подобрал его пистолет с пола. Он со страхом следил за моими движениями. Я опустошил обойму и вернул пистолет владельцу.

– Беги домой, сынок. На сегодня с вестернами покончено.

Мы вместе вышли со стоянки, и я смотрел, как он садится в автобус номер четыре, следующий к Центральному автовокзалу. Потом я вернулся в «Амбассадор». Администратор улыбнулся мне. У него отсутствовало как минимум четыре передних зуба, а бренди от него несло так, что я чуть сознание не потерял от алкогольного отравления.

– Ну, Уинстон, ты уже нашел в Израиле друзей.

– Каких друзей?

– Тех, что ждут тебя в номере.

Я поднялся наверх, вставил ключ в скважину, повернул его, опустился на одно колено и толкнул дверь. Я не поклонник всех этих киношных трюков с выбиванием двери ногой и прыжками. Они прекрасно работают, если тот, кто поджидает тебя внутри, стоит с пистолетом в вытянутых руках точно напротив двери, но если он сдвинется на полметра в сторону и сразу начнет стрелять, то вбегающий получит в грудь всю обойму еще до того, как успеет крикнуть: «Полиция! Ты арестован!»

Пуля просвистела у меня над головой и почти бесшумно вошла в противоположную стену. Я перекатился внутрь и укрылся за кроватью. Еще один хлопок. Вторая пуля оцарапала мне запястье. Нас разделяло не больше полутора метров. Он стоял в проеме душевой и аккуратно клал каждый выстрел. Профессионал. Несомненно. Любитель попытался бы сунуться в комнату. Рядом просвистела еще одна пуля. Я поднял FN, трижды выстрелил, одновременно оторвавшись от пола и прыгнув к стене, за которой он укрылся.

Теперь никто из нас не стрелял. Мы стояли и вслушивались в дыхание друг друга. Каждый выжидал, когда другой начнет действовать. У меня в кармане все еще лежал выкидной нож, который я прошлой ночью отобрал у сутенера на Тель-Барухе. Я вынул его. Поднял пистолет и принялся колотить рукояткой в тонкую гипсовую перегородку. Меня окутало облако штукатурки, и через минуту в стене появилось маленькое отверстие. Я вставил в него ствол и расстрелял туда всю обойму. Другой рукой нажал на кнопку, и из рукоятки ножа с легким щелчком выпрыгнуло лезвие. Я еще пару раз нажал на спусковой крючок, чтобы он понял, что у меня кончились патроны. Я почти слышал его мысли: он думал, что у него есть секунд двадцать до того, как я успею сменить обойму. Он рванулся вперед и получил нож в горло по самую рукоятку.

Он умер не быстро. Мало кому удается быстро умереть. Перед тем как утихнуть навсегда, он несколько долгих минут бился и трепыхался. Смерть неряшлива. Весь пол был в крови. Я хорошенько рассмотрел его. Он был мне незнаком. Лицо нездешнее. Европейское. Я расстегнул на нем пиджак и достал из внутреннего кармана бельгийский паспорт. Мне это не понравилось. У нас не принято вызывать профессионалов из-за границы. Это слишком дорого, и, кроме того, здесь не Лас-Вегас. Тот, кто вызвал сюда этого молодчика, лежащего теперь у моих ног, вел себя так, как будто ему терять нечего. А нет ничего опаснее людей, которым нечего терять.

Я приоткрыл