Я просматриваю на стене перед нами полку в поисках словаря, где можно было бы найти слова, которые только что произнесла миссис Гримторп. Вот я замечаю один справочник и тянусь к нему.

– Нет! – рявкает миссис Гримторп, едкая сила ее неодобрения отбрасывает меня назад. – Тебе не разрешается брать книги с четвертой стены. Можешь брать книги с этой стены, вон с той и с противоположной, но никогда и ни за что не прикасайся к стене, что прямо перед тобой. Это ясно? Эти тома – раритетные коллекционные издания, и я не допущу, чтобы ты испортила их так же, как испортила нашего Фаберже.

Я смотрю на ее сморщенное лицо, похожее на скомканный бумажный пакет. Лишившаяся дара речи, я просто киваю в ответ.

– Можешь провести здесь несколько часов за чтением. После чая ты вернешься к своим обязанностям – чистке серебра. Используй это время с пользой, Молли. Не стоит растрачивать его впустую. Любая возможность для самосовершенствования бесценна.

С этими словами она разворачивается на каблуках, идет по дамасскому коридору, спускается по главной лестнице, и следящий за ней сверху свет тускнеет.

Когда миссис Гримторп уходит, я осматриваю эту блистательную библиотеку, не веря своему счастью. Неужели мне позволено сидеть здесь и читать? Я подхожу к дальней стене, одной из трех, к которым можно прикасаться. Провожу руками по корешкам. «Убийство в „Восточном экспрессе“», «Собака Баскервилей», «Большие надежды». Указательным пальцем я вытаскиваю диккенсовские «Большие надежды», несу тяжелый том цвета индиго к бархатной кушетке и, устроившись на ней, открываю книгу и начинаю читать.

Я как раз знакомлюсь с несчастным юным сиротой по имени Пип, когда слышу их – скрипучие шаги из-за четвертой стены. Слышится щелчок, свет проливается сквозь трещину в стене, очерчивая длинную тень на полу библиотеки.

Клац-клац-клац-клац-клац.

Снова этот цокот печатной машинки.

– Чертов урод, позор на твою голову! Всё чепуха и тарабарщина! – слышу я по другую сторону запретной стены рык голодного тролля.

Я откладываю книгу и на цыпочках подхожу ближе. Я знаю, что этого мне делать не следует, как не следует прикасаться к этой стене, но я кладу руку на Оксфордский словарь и прижимаю ухо к атласу мира, чтобы лучше слышать тролля. Едва моя рука коснулась какой-то из книг, как что-то внутри подалось. И вот стена распахивается.

– А-А-А-А-А! – кричу я, отпрыгивая в удивлении.

– А-а-а-а-а! – слышится глубокое эхо.

Прежде чем мне удается осознать случившееся, я стою перед худощавым мужчиной, который сидит за огромным столом из красного дерева между двумя стопками «молескинов». Его волосы, черные с сединой, дико всклокочены, стальные голубые глаза так и сверлят меня, взгляд их, если не ошибаюсь, выдает то ли намерение съесть меня, то ли крайнюю степень замешательства.

Моя рука с Оксфордским словарем дрожит, но я не могу отпустить эту книгу: оказывается, весь книжный шкаф представляет собой потайную дверь и сейчас я подпираю ее рукой.

– Черт возьми, кто ты такая? – спрашивает существо передо мной, сжимая черно-золотую перьевую ручку и вздымая ее наподобие ножа над головой.

Я не могу точно сказать, для чего ему эта ручка: пронзить меня или сделать памятную запись? Но когда я смотрю на его руку, то замечаю, что дрожу здесь не только я.

– Говори! – кричит он. – Что ты здесь делаешь?

Опасаясь, что от моих слов зависит, буду ли я жить, я все же не знаю, как ответить.

– Я… Извините, что помешала вам… – лепечу я. – Я не хотела ничего дурного.

– Кто ты?! – рычит он. – Чья ты?

– Моей бабушки, – говорю я. – Она здесь работает.

– Горничная?

– Да. Горничная. Я ее внучка. Меня зовут… – Тут я вспоминаю, что бабушка категорически запрещает мне открывать свое имя незнакомцам. – Меня зовут Пип, – говорю я и закрепляю впечатление неуклюжим книксеном.

– В таком случае я возлагаю на тебя большие надежды, – говорит он.

Я смотрю на него мгновение, боясь, что вот-вот обращусь в горстку пыли.

– Вы тролль или человек? – дрожащим голосом спрашиваю я.

– Какая яркая перемена. Еще никто не задавал мне этот вопрос напрямую. Полагаю, я одновременно и тот и другой, – говорит он. – Таких, как я, называют мизантропами.

– Мизанторп, – повторяю я. – М-И-З-А-Н-Т-О-Р-П.

– Неправильно. Ты смешала это слово с «Гримторп». Поменяла местами две буквы.

Я внимательно смотрю на создание передо мной. Он худой и гибкий, у него вообще нет волос на лице. Кожа у него гладкая, бледная, зубы – прямые и чистые, совсем даже не заостренные и без кровожадных клыков. Его волосы непослушны и, наверное, одержимы демонами, но сам он одет аккуратно: в синюю рубашку на пуговицах, выглаженные брюки и вельветовые тапочки с монограммами. Мои глаза скользят по комнате, обставленной по-спартански, я рассматриваю все детали. В углу стоит стул для чтения, заваленный газетами. А вот стол, на котором вырисовываются груды черных «молескинов». Еще есть книжный шкаф у дальней стены, где на корешке каждой книги написано «Джей Ди Гримторп». Хотя кабинет далеко не опрятный, зато здесь не разбросаны кости детей или других мелких млекопитающих. И нет ничего, что указывало бы на деяния чудовища.

– Вы не тролль, – говорю я, – вы человек. Вы мистер Гримторп, очень важный писатель, которого не следует беспокоить.

Он скрещивает руки на груди и внимательно изучает меня.

– Это то, что она тебе сказала? Моя жена.

Я киваю.

– Ну что ж. Какая огромная честь для тебя быть в присутствии столь богоподобного величия. – Он встает из-за стола и кланяется. – Полагаю, она также наказала тебе никогда не заходить в мой кабинет.

К моему большому облегчению, он швыряет заостренную ручку на стол. Затем садится прямо на тот же стол, умостившись между стопками черных «молескинов» с монограммами. Он смотрит на меня стальными голубыми глазами, один из которых я видела вчера сквозь щель под дверью, хоть я и не могу сказать, какой именно.

– Я не хотела вас беспокоить, – объясняю я. – Просто услышала голос. Я не знала, что ваш кабинет находится за стеной. Я сидела в библиотеке и читала книгу.

– Книгу? Ну и что ты читала?

– Она о ребенке, у которого нет ни матери, ни отца, прямо как у меня.

– О да. Все ясно. «Большие надежды». Вундеркинд.

– Вундеркинд, – повторяю я.

Это слово я знаю. Меня так уже называли. Оно значит: умная, интеллигентная. Опережающая сверстников в развитии.

– Очевидно, – отвечает он.

Затем он принимается расхаживать перед столом, время от времени поглядывая на меня своими пронзительными глазами.

– Значит, ты любишь читать.