Шрифт:
Закладка:
И Илия предлагает жрецам соревнование: поставить на горе два алтаря, возложить жертвы и возносить молитвы в ожидании того, чей бог низведет огонь на свой жертвенник. Жрецы Ваала устроили лютые пляски, резали себя ножами, завывали, но все было без толку, только устали. Илия же откровенно издевался над ними, советуя орать громче, ибо Ваал мог спать или быть занят. Сам же пророк попросил вылить на жертвенник несколько ведер воды и обратился к Господу. И огонь пожрал жертву, дрова и даже камни жертвенника. Очень доходчиво. Жрецов Ваала Илия умертвил мечом для окончательной ясности. Правда, ему пришлось потом надолго исчезнуть, так как у Иезавель было что ему выразить в качестве своего монаршего восхищения.
Но это все красивые примеры. Резюмировать можно так: ранние пророки жестко и очень показательно вели народ к Творцу, воюя с языческими богами соседей и с языческими пережитками самого народа. Они обучали народ культу, создали скинию и Храм, медленно, но верно превратив народ иудейский в единственный монотеистический народ в этом регионе. Пророки того периода – вожди народа, стоящие вместо царя или рядом с царем, деятели не только религиозные, но и политические.
А вот дальше уже интереснее. В период Вавилонского плена (за поколение до и до самого его конца) появляются совсем другие пророки. Они обращаются к народу, уже способному слышать. Их принято делить на две группы: на пророков малых и пророков великих. К последним относятся четверо: Исайя, Иезекииль, Иеремия и Даниил.
Это очень интересная четверка. Прекрасно дополняющая друг друга, как д’Артаньян и его друзья-мушкетеры. Когда народ был уведен в плен, а Храм разрушен, Иезекииль создал первую синагогу, чтобы народ учился Закону Творца и не начинал поклоняться богам чужим. Даниил стал неким Штирлицем, служащим при дворе царей-завоевателей. Он сделал все для того, чтобы евреям не мешали поклоняться Всевышнему и не приобщали их к культу победителей. Кроме того, его усилиями завоеватели сами чуть не стали адептами религии побежденных. Но средств на строительство разрушенного Храма они все же отсыпали и даже отпустили евреев домой. А Иеремия плакал над пеплом разрушенного Храма в опустошенном Иерусалиме, показывая, что раз пророк здесь, то сердце народа здесь, в той земле, которая обещана этому народу.
Пророки Иезекииль и Иеремия
Пророк Иезекииль, Пророк Иеремия, фрагмент росписи Сикстинской капеллы – Wellcome Collection
И все они являлись младшим поколением по отношению к Исайе, который был их старшим современником. И все они пророчествовали о том, что придет Мессия, обещанный Царь и избавитель. Пророчествовали о том, что народу стоит покаяться, ибо именно за небрежение к вере, жестокосердие, эксплуататорские замашки богачей по отношению к беднякам послан Плен. Но он закончится, и мир узрит Мессию и Славу Божию. И они оставили после себя прекрасные книги.
Описать эти книги и величие этих пророчеств я не смогу. Особенно в рамках короткого текста. Я оказываюсь сейчас в положении апостола Павла, который признавал, что недостанет ему времени повествовать о пророках, о тех, кого весь мир не был достоин. Но могу сказать, что каждая из этих книг поражает своими силой, размахом и авторским видением, которое охватывает мир от востока до запада, прозревает небесное, земное и преисподнюю. Они слишком глубокие и стратегические. Даже великолепнейший град Божий Августина – песчинка по сравнению с книгой Даниила. Хотя темы там вполне сходные. Но Августин анализировал, а Даниил пророчествовал. Разные все-таки жанры.
И есть пророки малые. Да, они жили в то же самое время, что и великие, или немного позже. Малахия – «печать пророков» ветхозаветных – жил за четыре сотни лет до Христа, в то время, когда Второй храм был только построен. Малых пророков, оставивших свои книги, – двенадцать. Если совсем кратко, то они писали о том же, о чем и великие, но размах мысли был скромнее, как и объем текста.
Даниил в четырнадцати главах дает видения Апокалипсиса, пишет о судьбе языческих монархий и их взаимодействиях с избранным народом, описывает видение Славы Всевышнего. А Малахия в одной главе своей книги пишет не о стратегии, но о тактике. О недопустимости небрежности в богослужении, о скупости жертв, о женитьбе на язычницах, о разводах. О том, что такой народ не может ждать милости от Всевышнего, пока не изменится. Тем более что он, этот народ, вполне знает, в какую именно сторону нужно меняться: Моисей и великие пророки все уже рассказали. А исторические книги наглядно демонстрируют, что бывает с теми, кто не исполняет заветов Творца.
Иезекииль в сорока главах пророчествует о воскресении мертвых, об антихристе, о падении Иерусалима и о создании нового Храма. А в двух главах книги Аггея-пророка мы видим четыре его речи, в которых обличается падение нравов народа. Опять не о стратегии, конечно, но тоже очень важно.
И особенно важным это было для Савонаролы. На две главы книги Аггея он пишет двадцать три проповеди. Много он пишет и на других малых пророков: на Амоса, Захарию и Михея.
Не обходит он вниманием и книгу Иезекииля. Но ее в принципе сложно проигнорировать. Как и Исход. Однако ключевая тема в творчестве фра Джироламо – малые пророки. Те, которые не воевали с великими чудовищами античного религиозного мира, а возвышали свой голос против самого главного монстра – лени и обывательско-потребительского отношения к святыне.
Исповедь тирана
Итак, вернемся во Флоренцию, которую вновь посетил Савонарола. Если уходил он из города шумного и страстного, то возвращался в город, где уже явственно пахло скорой грозой, – умирал Лоренцо Великолепный.
Этот, в сущности, достаточно молодой человек растратил свое здоровье на пирах и в увеселениях и теперь, в сорок три года, разбитый подагрой, готовился предстать перед Творцом, который оказался к нему милостив и не послал мгновенной смерти, а позволил умереть в окружении друзей на вилле в Кареджи – там, где была основанная благодаря ему Академия, – и дал время святыми таинствами укрепить душу перед путешествием.
Вилла Медичи
XIX век. The Metropolitan Museum of Art
Остановлюсь здесь ненадолго и объясню, почему я назвал долгое угасание Лоренцо милостью Всевышнего. Это отнюдь не ирония, как может показаться в наш секулярный век. Внезапную смерть Средневековье не признавало от слова совсем. Чтобы Аннушка разлила масло и редактора толстого литературного журнала вмиг унесло под трамвай – такая ситуация звучит как проклятие для человека той эпохи. Практически прямая дорога в ад. Он не успел принести своей последней исповеди, а то и не одной, ведь сразу можешь и не вспомнить все, что успел натворить за бурную жизнь. Не успел призвать своих святых покровителей. Да и с родней проститься не успел, не успел отдать последние распоряжения домочадцам, назначить душеприказчика, дать напутствие детям и прочее.
Так что человек Средневековья обычно умирал долго. С наступлением смертельной болезни не только домочадцы старались быть ближе к умирающему, но и просто знакомые. Товарищи, с которыми он не так давно пил пиво в любимом кабаке на углу, приходили по вечерам не в привычное заведение, а к нему домой. Прямо к нему в комнату. И непринужденно там располагались. С тем же самым пивом, которое кабатчик по такому поводу доставлял сам. И они отнюдь не сидели в скорбном молчании, потягивая горький ячмень (во Флоренции, конечно, это было вино), а вели привычные разговоры, шутили, строили планы, спрашивали у умирающего его мнение насчет грядущих сделок.
И не стоит забывать про священников, монахов, приехавших издалека друзей и родственников. Так что дом умирающего превращался в центр социальной жизни района.
Это было чем-то похоже на то, как у нас сейчас провожают человека, переезжающего в другой город или уходящего
