Шрифт:
Закладка:
Но дело в том, что папа Евгений IV хоть и был на седьмом небе от счастья по поводу вероятных перспектив, но не имел возможности принять в Риме ни императора Иоанна VIII Палеолога, ни своих коллег-патриархов. Ведь посольство соберется огромнейшее: император со своими сановниками, патриархи, митрополиты, епископы. Каждый с толпой слуг и секретарей. Да еще и о своих кардиналах забывать не стоит: если уж император явит себя во всем блеске, то и Риму отставать нельзя. Так что мероприятие предполагалось знаковое, величественнее и богаче многих коронаций. И, что самое плохое, долгое. Одним-двумя пирами не отделаешься.
На помощь папе приходит не нуждающийся в представлениях Козимо Медичи. Он предлагает взять на себя и свой банк все расходы. Но с одним условием – собор должен пройти во Флоренции. Папа соглашается, ведь выбора у него особо нет. И кроме того, Флоренция – богатый и невероятно красивый город, чей вид, особенно собора Санта-Мария-дель-Фьоре, обязательно поразит гостей.
Собор Санта-Мария-дель-Фьоре
Ок. 1890. The Library of Congress
У Медичи, банкира и дельца, был свой интерес – новые контакты, новые полезные люди, к которым не он пришел в приемную, предлагая взаимовыгодное сотрудничество, но которых он принимает, как хозяин принимает гостей. Да, в честь собора Флоренция избрала его на пост гонфалоньера справедливости, что, по сути, пост главы государства.
И эта политика Медичи окажет Флоренции великую услугу. Когда в 1453 году Константинополь все-таки падет под ударом армии Мехмеда II Завоевателя, огромное количество греческих интеллектуалов будут искать спасения именно во Флоренции.
Итальянцы той эпохи смотрели на греков во многом как на знатоков Античности, которая как раз была на пике популярности – Возрождение же. И были невероятно счастливы, когда греческие книжники приезжали жить и работать в Италию – они переводили древние тексты, обучали молодежь греческому, который стал моден в высших кругах так же, как парой веков позже станет моден французский.
И когда внешняя политическая ситуация в Византии обострилась настолько, что срочно потребовалось собираться и куда-то бежать, интеллектуалы сорвались в Италию. Они паковали драгоценные тома, садились на корабль, и все – чемодан, порт, Флоренция. Крестьяне, конечно, тоже хотели бы покинуть страну и не ждать, пока им выдадут халат, тюбетейку и сделают обрезание. Но овец и виноградник в мешок не сложишь, так что уезжали только те, кто мог себе это позволить и кого ждали.
Греческая классика, которую привозили сами греки, была для Италии, да и для всего мира, суперновинкой.
Смотрите: мы – люди эпохи интернета и развитого книгопечатания – имеем одно когнитивное искажение. Нам кажется, что если что-то было написано – условно – в V веке, то людям X века этот текст обязательно известен. Но тогда дело обстояло совсем не так. Труды греческих классиков попадали в Европу в период Средневековья весьма непростым образом. Большинство этих книг сохранялись в Северной Африке. Там арабские мыслители переводили их с греческого на арабский, после чего эти переводы попадали в арабскую же Испанию, с которой Испания католическая вполне обменивалась товарами и книгами. Конечно, когда они не воевали друг с другом.
То есть труды античных классиков оказывались в Европе через множество посредников. И книжники Сорбонны и Оксфорда были вынуждены читать перевод с перевода.
Кроме того, попадало в руки европейских интеллектуалов далеко не все. Дело в том, что европейский книжник по своему основному роду деятельности – клирик, монах. И книги ему интересны соответствующие. А книжник арабский, наоборот, прежде всего врач и/или судья. Поэтому арабы переводили для себя ту часть греческого наследия, которая была важна и полезна им в их повседневной практике. Так что средневековый европейский интеллектуал был вынужден читать не только перевод с перевода, но и довольствоваться весьма специфической выборкой литературы.
Тут можно позволить себе небольшое лирическое отступление: помните роман Умберто Эко «Имя розы»? В нем основная фабула построена на том, что в монастыре хранилась некая ценная греческая рукопись, считавшаяся безвозвратно утерянной. Так вот. Рукопись эта попала в монастырь потому, что там был монах из испанского города Бургоса, который некогда упросил аббата отправить его на родину, проехать по Кастилии и Арагону, найти то ценное, что привезли в свое время арабы. Эко, медиевист по основному роду деятельности, отлично описал эту особенность путешествия книг в Средние века.
А здесь прямо праздник жизни – сами греки со своими книгами, многие из которых Европа видит впервые. Греки, которые знают язык и контекст и могут перевести эти труды. Или, что еще лучше, научить читать и понимать их.
Позволю себе проиллюстрировать вышесказанное примером. На Ферраро-Флорентийский собор в составе восточной делегации прибывает великолепный греческий книжник Виссарион, архиепископ Никейский. Во время собора он соглашается с аргументацией латинской стороны и становится идейным сторонником унии – объединения католиков и православных. Настолько идейным, что после завершения собора ему приходится остаться в Италии. Дома его уже не особо были рады видеть.
А вот в Риме его оценили. Папа возвел его в кардиналы, но это, хоть и важно, не имеет особого отношения к нашей теме. Значение имеет то, что он нашел себе в Италии ученика, юного гения, которого история запомнит под именем Региомонтан. Вместе они перевели изрядное количество греческих рукописей. Что-то из этих манускриптов Виссарион привез сам, что-то выписал из Греции, но множество они просто нашли в пыли монастырских библиотек.
Благодаря их совместной работе свет увидел труд Птолемея «Альмагест», который посвящен вращению небесных светил. Через некоторое время он станет учебником для Коперника, а что случится дальше, вы знаете.
Так что греки, которых столь старательно приглашал во Флоренцию старый Козимо, были тогда той силой, которая меняла лицо Европы. Не моментально, но бесповоротно.
К чему же я веду всю эту невероятно длинную предысторию? К тому, что во Флоренции (и в Венеции, но наш разговор о Флоренции) появляются чудесные библиотеки, наполненные как греческими оригиналами, так и свежими латинскими переводами. Самыми ценными томами и самыми богатыми собраниями могли похвастаться библиотека Медичи и библиотека доминиканского монастыря Сан-Марко.
Козимо Медичи, хоть он и правил Флоренцией, старался не переходить незримую грань, превращающую его в тирана. Де-юре республика существовала и была жива и бодра. А семья Медичи, как богатые граждане и истинные патриоты, вкладывали тысячи флоринов в то, чтобы цветущий град цвел и дальше. Они приглашали известных мастеров живописи и архитектуры, которые украшали город, собирали публичные библиотеки и стремились найти для них литераторов, поэтов и переводчиков, которые будут работать с книгами. Само собой разумеется, что никто не забывал про мать-Церковь. И тут дело не только в красоте храмов, но и в том, кто в этих храмах будет служить. И Козимо, и Лоренцо – его внук – прикладывали немало усилий, чтобы во Флоренции были самые лучшие проповедники.
И в один из дней 1486 года известный флорентийский гуманист Пико делла Мирандола советует Лоренцо Великолепному пригласить для проповедей известного феррарца, мужа святой жизни и великой образованности Джироламо Савонаролу.
Пророк
И теперь, после того как мы сказали, что фра Джироламо позвали во Флоренцию, нужно сделать две удивительно сложные вещи. Первая заключается в том, чтобы не начать в подробностях описывать его биографию, ведь книга не об этом. А вторая, не менее сложная, – не пересказывая всей биографии, суметь объяснить, что же привело монаха на ту страшную виселицу, где его и сожгли.
Итак, в 1490 году, по приглашению Лоренцо Великолепного, Савонарола прибыл во Флоренцию. Сам город он уже однажды посещал – в 1482 году, по распоряжению начальствующих лиц ордена доминиканцев, к которому принадлежал. Тогда он был наставником новициев в Сан-Марко и преподавал для братии монастыря. Годом позже Савонарола даже попробовал себя в роли проповедника для народа в церкви Сан-Лоренцо. Но популярностью его проповеди не пользовались. Тогда не пользовались. И потому он был вынужден Флоренцию покинуть.
