Шрифт:
Закладка:
Ирина Игоревна старательно делала вид, что ей все это хорошо знакомо, вопросов не задавала, только кивала согласно, несколько фраз вставила о памятниках и зданиях, которые в те времена точно были: Медный всадник, например, Зимний дворец...
Вскоре пришла пора собираться домой.
— Пойдем, провожу тебя, - встал Матвей.
Они вышли на улицу в тулупах, меховых шапках, в теплых валенках. Идти вроде и недалеко, но ноги на каждом шагу проваливались глубоко в сугроб, что очень замедляло ходьбу. Хорошо, что Матвей под руку поддерживал, не то женщине пришлось бы очень нелегко. И хорошо еще, что этот вечер не такой холодный, мороз щеки не обжигает. С неба медленно падали большие мягкие хлопья снега. На крышах домов лежали пушистые белые снежные шапки. В окнах изредка скользили зажженные свечи, никакого электричества и в помине нет. Снежинки причудливо крутились в полосках света от масляных фонарей. На улице было непривычно тихо, так бывает лишь в поздние зимние вечера в маленьких поселениях.
«Теперь я понимаю, почему люди из деревень в город рвутся, — думала Ирина Игоревна, — до дома дойдешь, а там ни ванны горячей, ни теплого туалета. Пока печь не затопишь, не согреешься».
Она долго не раздевалась, сидя на лавке в тулупе и наблюдая, как Матвей кидает дрова в печь, и от горящего обрывка бумаги и перемешивания кочергой дрова начинают постепенно загораться и издавать желанное, такое необходимое тепло.
— Что бы я без тебя делала? — с благодарностью прошептала она замерзшими губами, которые без помады теперь постоянно облезали и болели. Может, попробовать смазывать их жиром?
Матвей подошел, сел рядом на лавку, взял ее замерзшие руки в свои, стараясь согреть. Заглянул в ее темные, такие бездонные и прекрасные глаза.
— Ирина, давно хочу тебе сказать…
— Что? Говори.
— Давай вместе будем, а? Я же вижу, что тоже тебе нравлюсь.
Ирина Игоревна прикрыла глаза и на миг почувствовала такое блаженство, как будто она находится не посреди зимы и суровой тайги, а где-то на берегу ласкового южного моря, на нежном горячем песочке, и легкий ветерок, пахнущий морем и свежестью, ласкает ее лицо, тело, волосы. Открыв глаза, она увидела совсем рядом источник своего блаженства — приятное мужественное лицо, обрамленное светлыми волосами, — и отражение своего блаженства в нежно-голубом взгляде, направленном на нее.
— Скоро жена твоя сюда явится, — напомнила Ирина Игоревна, — вроде этой весной новый сплав будет.
— Я уже написал ей письмо, осталось отправить.
— Какое письмо?
— Я написал ей, чтоб не приезжала.
— А разве так можно? Вы же с ней венчанные супруги.
Матвей стал осторожно расстегивать тулуп — в комнате становилось все теплее и теплее.
— Знаешь, когда-то очень давно моего прадеда перевели из войска Донского в Забайкальское на службу. Он и другие казаки, попавшие под перевод, добирались туда три месяца, некоторые погибли по пути, но многие дошли, и мой прадед в их числе. А жены их лишь через год в Забайкалье приехали, но к тому времени многие казаки уже с другими женами жили.
— Да ты что? А твой прадед?
— Он тоже другой женой обзавелся, из местных.
— И что ж они делали? Ему пришлось вернуться к старой жене или с новой остался?
— Остался с новой, старую отдельно поселил. Сходил к атаману, тот разрешил так сделать.
— А жена тебя послушается и не приедет? Вдруг все же приедет, и что нам делать тогда?
— Если приедет, то уедет обратно тем же пароходом, которым приехала.
Ирина Игоревна уже достаточно согрелась, поэтому скинула тулуп и стала готовить чай. От Симы она пристрастилась проводить чайные церемонии по всем китайским правилам. Правда, сейчас китайская девушка уже не жила с ней — Сима предпочла большое помещение в гарнизоне, где можно было одновременно жить и работать, занимаясь любимым делом — пошивом изделий, ремонтом прохудившейся одежды и изготовлением разных вещей.
— Ну ладно, даже если жена не приедет, — заговорила Ирина Игоревна, — ну а тебя не смущает то, что я старше тебя?
— Ой, насколько ты там старше, на несколько лет? Это не страшно.
— Почему же Алатырцев таксиста…ой, Никиту принял за моего сына?
— Как ты Никиту назвала? – удивился Матвей. — Да там как получилось, он просто рядом с тобой стоял, и казалось, что ты старше его намного. А теперь его рядом нет, и я вижу, что ты молодая совсем. Ну сколько тебе, лет тридцать, не больше?
— Немножко больше, — смущенно проговорила женщина.
— А выглядишь еще моложе.
Да, в те времена женщины старели гораздо раньше, к тридцати годам были матерями огромных семейств, повязывали платочки на голову, косметикой не пользовались, к косметологам не ходили. Вполне возможно, что в наше время сорокалетние выглядят лучше, чем тогдашние тридцатилетние.
Наслаждаясь ароматным чаем с вареньем, Ирина Игоревна задумчиво смотрела на своего собеседника. Да, без сомнения, мужчина в доме нужен, еще как нужен, очень уж одной холодно и тоскливо. И страшно, все же тайга кругом. Да и… что греха таить, нравился он ей, до дрожи во всем теле хотелось сближения. Но такое отношение к женщинам? Взять и написать жене, чтобы не приезжала — это как вообще? Получается, главный во всем казак, а баба так себе, никто и звать ее никак? Что, если и со мной потом так же поступят? А что до одиночества, так можно в дом к Кузнецову попроситься, авось и для нее там работа найдется.
Парень тоже смотрел на нее. Вот ведь загадка, так легко сделать бабу своей, да хоть сейчас принудить можно. Но, получив отпор в первый раз, сколько он уже ее обхаживает. Есть в ней незримый стержень, видно, что не простая баба. Ведь так хочется, чтобы сама подошла, приголубила, обогрела своей безусловной любовью, пожалела, оценила. Увидеть огонь в ее глазах, понимание, на что он готов ради нее.
— Послушай, Матвей, ты не ошибся, ты действительно очень мне нравишься. Я никогда не встречала такого прекрасного и доброго человека, как ты…
Она хотела продолжить и сказать что-то вроде: «Но быть я с тобой не могу, у меня принципы, в чужую семью не влезу», но вдруг осеклась. Стоп, а ведь если жена Куцева сюда не приедет, стало быть, и сын их, Гордей, здесь никогда не
