— Что, что такое? — Беата прижалась щекой к его такому родному плечу.

— Понимаешь, я не люблю тебя, такой уж я чурбан бесчувственный. Ничего не могу с собой поделать, прости. Знаю только, что мы должны пожениться, а чувств никаких не испытываю.

Глаза новоиспеченной невесты на миг недобро сверкнули, но быстро переменили свое выражение. «Ничего, потом полюбит, — подумала она, — увидит, какая я замечательная, и полюбит, никуда не денется».

Глава 5. Зима

1857–1858 годы

С каждым днем все больше опадало листьев, складываясь в хрустящий ковер под ногами, все больше завывал ветер, несущий с собой первые заморозки. С природой не пошутишь, пришли холода, значит, появились новые обязанности: колоть дрова, топить печь, побольше надевать теплой одежды. Первый снег выпадет — долго не пролежит, сразу растает, только грязи станет больше. А наметет снегу в другой раз, и на долгие месяцы все вокруг потеряет цветные краски, только белое бескрайнее бесконечное безмолвие.

Фортепиано передвинули поближе к высоким окнам в гостиной, и Аглая вместе со Спиридоном и другими учениками стали заниматься днем, пока света побольше. Вечерами устраивали веселые приемы, на которые собиралось много народу: кто-то играл на инструментах, кто-то пел, остальные танцевали или просто беседовали, пили шампанское, резались в карты.

Приходил и Вацлав на эти приемы. И всегда один, без жены. Беата была уже беременная, и из дома старалась не выходить. У нее и своих дел хватало. Жили они теперь в отдельном доме. К зиме многие переехали в отдельные дома, получив внушительное пособие от государства, как переселенцы, а также целый набор современных сельскохозяйственных инструментов и приспособлений для возделывания огорода. При этом продолжали кто работать у Кузнецова, кто служить в гарнизоне.

Частенько такие вечера заканчивались казачьими песнями и плясками. Люди не могли обойтись без музыки, да и барышни, и Аглая, и Софья, непременно просили Спиридона, чтобы сыграл их любимые плясовые песни. А он в такие минуты начинал смеяться и отговаривать:

— Мы же сейчас плясать начнём по-настоящему, никто не удержится, ребята шашками станут жонглировать, чечетку отбивать!

— Ну и ладно, ну и хорошо, — настаивали девицы, — пол не провалится.

Даже Вацлав, несмотря на свою обычную сумрачность, оживлялся при звуках аккордеона, с удовольствием наблюдая за весельем других, при этом каким-то непостижимым образом он всегда оказывался рядом с Аглаей. Со стороны хорошо заметно, когда двое людей находятся на одной волне и странным образом подходят друг другу. К тому же, они давно уже стали задушевными друзьями, понимали друг друга без слов, и, несмотря на поспешную женитьбу, никуда не делась взаимная физическая тяга.

Ирина Игоревна стояла у огромного зеркала в гостиной в шикарном казачьем костюме. Сима к этому времени нашила ей множество платьев, но этот костюм из ткани, присланной Матвею из дома, все же оставался самым любимым. Красно-бордовая кираса с воротником-стоечкой плотно облегала грудь, небольшая баска подчеркивала тонкую талию, длинные рукава у плеч были пышными, а кисти рук плотно обхватывали манжеты. Золотистые кружева мерцали на верхней части кофты и на подоле длинной юбки. Надев длинное платье в первый раз, Ирина Игоревна не узнала себя в зеркале, оно выглядело потрясающе красивым на ее фигуре. А ведь она всю свою сознательную жизнь избегала длины ниже колена, считая, что это немодно, некрасиво и вообще старит.

Да в таком платье, оказывается, даже ходишь по-другому, чувствуешь себя по-другому, — настоящей женщиной, эдакой благовоспитанной и гордой девицей из старинных романов.

Завесу, то есть фартук, она к своему наряду не добавляла. Без сомнения, он бы испортил образ. Платок изредка накидывала на плечи, но на голове не повязывала, хоть это и принято у казачек. Ее длинные светлые волосы струились по плечам, не стесненные ни платками, ни украшениями. И от нее не укрывались восхищенные взгляды Матвея, скользившие по ее прелестям.

Ирина Игоревна села на диван у стола, уставленного бутылками шампанского и закусками рядом с одной из учительниц, Софьей.

— Как тебе у нас, не скучно? — Софья посчитала своим долгом развлечь гостью.

— Да что ты, мне нравится, — немного слукавила женщина. На самом деле ее утомлял излишний шум, и с таких вечеринок она обычно старалась уйти пораньше.

— Мы ведь в одной школе будем работать, — старалась Софья поддержать разговор, — ты географию будешь преподавать?

Ирина Игоревна прищурилась, попивая игристый напиток.

— Вообще-то я надеюсь стать директором, я ведь старше вас всех и опытнее.

— Несомненно! Хотя, как правило, директорами назначают мужчин. Вот, например, там где ты работала, кто был директором?

— Женщина, — уверенно брякнула Ирина Игоревна. И осеклась. У них в колледже директором действительно была женщина, к тому же, достаточно свирепая. Но здесь-то речь идет о гимназии Петербурга середины девятнадцатого века! Не попасть бы впросак. — Ой, что-то я путаю, конечно, у нас директором был мужчина. И сама гимназия мужская.

— Может, я знаю это учебное заведение? Как оно называлось? И где располагалось?

Боже, и как выкрутиться? Так, обычно учебные заведения имеют номера. Поскольку тогда их было немного, стало быть, и номер должен быть однозначным.

— Вторая гимназия, — не моргнув глазом, сказала Ирина Игоревна.

— Слыхала про такую, но здание не помню.

— Да это недалеко от центра, если от Аничкова моста пойти налево, а потом еще пару раз свернуть... Не скучаешь по родному городу? — ловко перевела женщина разговор на другую тему.

— Да как не скучать? — погрустнела Софья. — Разве такое великолепие забудешь?

Ирина Игоревна бывала в Питере, первый раз в родителями в детстве, второй — не так давно, проездом, когда направлялась в круизное путешествие по странам Скандинавии.

Подошел Матвей и сел в кресло, стоявшее рядом с диванчиком.

— О чем беседуете? — он тоже взял бокал с шампанским.

— Делимся впечатлениями о Петербурге.

По словам Софьи выходило, что многие здания тогда были кирпичного цвета, мост через Мойку назывался Полицейским, и однажды он обрушился, когда на нем собралась