Ирина Игоревна взглядом призвала мужчину сесть рядом с собой, и когда он мягко, но властно взял ее за руку, прильнула к нему всем телом, обхватила за голову и, забыв про все на свете, затрепетала под его поцелуями. Пусть остается, парень он не шибко горячий, но для здоровых отношений именно это и надо, а никакие не африканские страсти. Пусть сейчас организует нам баню, принесет медовухи, и пусть остается!

Беата в те часы, когда нагулявшийся народ расходился по домам с вечеринки, сидела дома у печки, закутанная в тёплый платок. Ее единственным развлечением была беспечная болтовня Соньки, которая любила по вечерам заходить в гости на чай с баранками. Так уж сложилось, что девушек в станице было крайне мало — учительницы держались сами по себе, а с теми, которые работали в больнице, пока что не складывалось отношения. И приходилось высокомерной Беате терпеть глупую, чересчур приземленную Соньку.

— Зима тут такая противная, совсем как в Сибири, — жаловалась Беата, — говорят, и длится так же долго. Теперь до самого апреля так и будем у печки сидеть, ни тепла не увидим, ни тёплого воздуха.

— Да что ж поделаешь, — со вздохом отвечала Сонька, — зима везде лютая. Это тебе ещё повезло, что ребёночек летом появится, а не в морозы. А я вот у родителей своих была самая старшая. Младших братьев и сестёр целых шесть человек. Сколько раз мне приходилось зимой в проруби стирать их пелёнки. Сижу, бывало, у проруби, в ледяной воде стираю, плачу, а рядом целый ворох лежит белья. Маленьким-то что, лежат себе на печке и пищат. Правда, и умирали часто. Вроде с утра пищит, а к вечеру, глядишь, помер. Почему, отчего, кто его знает.

— Жалко маленьких, — вздохнула Беата, — так много их помирает.

— Жалко, да что ж делать, Бог дал, Бог и взял. А если все начнут выживать, в деревнях домов не хватит. Какая же я счастливая, что в город попала к Алексею Григорьевичу, дай Бог ему здоровья, — Сонька перекрестилась. — Стирать мне и у него приходится, но хоть не в проруби.

И девчонка еще раз перекрестилась.

— А как там мой Вацлав, справляется с работой? — интересовалась Беата.

— Да уж справляется, — успокаивала Сонька, — казаки если что помогают, у них все равно сейчас мало своих дел. Территории охранять, да от кого их тут охранять, разве медведь какой забредет. А знаешь ли, к нам в дом такой казак заходит симпатичный, Роман Куранда.

Беата вспомнила этого парня, приятный такой, добродушный, интересный. Только стеснительный очень, особенно по отношению к девушкам.

— Так вот, — улыбаясь и понижая голос до шепота, продолжала Сонька, — мне кажется, он из-за меня так зачастил в дом Кузнецова, уж точно, я ему нравлюсь.

Беата непроизвольно усмехнулась. До чего наивными бывают девчонки.

— А он что же, знаки внимания тебе оказывает?

— Чего? — не поняла Сонька.

— Ну он тебе улыбается, или может, говорит что-нибудь приятное, или хочет пойти погулять с тобой?

— Нет, ничего такого нет, — пожала плечами Сонька, — да и стесняется он, поди. А что ты смеёшься, знаешь ли, парни тоже не подойдут к девушке, пока не будут уверены в положительном ответе. Придётся мне самой инициативу проявлять. Но я думаю, что нравлюсь ему. Он, знаешь, иногда как зыркнет на меня, а я сижу и думаю: ой, а что бы это значило? Ой, тебе вот повезло, замуж вышла, ребёночка ждёшь, муж тебя любит. Скажи, а как у вас это было, он сам первый начал, да, он тебя добивался?

Беата невольно вздохнула. Никто никого не добивался, просто жили рядом две семьи ссыльных непокорных поляков, и знали, что никогда с русскими не породнятся, и Вацлав с Беатой знали с малых лет, что быть им вместе, строить семью, иметь детей — чистокровных поляков. И ждать, ждать, чего ждать, может, чуда, может, невероятного счастья, которое когда-нибудь свалится откуда-то. Никаких чувств жених к ней никогда не проявлял, да и сейчас он холоден и твёрд, прямо как застывший скелет динозавра. Нет, ещё холоднее — как ледяные моря на Северном полюсе. Он и переспал-то с новоиспеченной супругой один раз, ни одного ласкового слова не сказав, с одной целью — зачать ребёнка и скорей избавиться от супружеский обязанностей.

Вслух она, конечно, сказала другое:

— Я в детстве была как куколка, хорошенькая, с большими глазами, румяными щечками. Вацлав меня в первый раз как увидел, так и влюбился сразу. То конфетку мне подарит, то яблоко, то цветочек. Все старался, чтобы мне приятное сделать. И сейчас на руках носит.

Сонька слушала, приоткрыв рот.

— У меня судьба сразу решена была, — продолжала Беата, — а у тебя вон выбор какой, смотри на казаков да выбирай подходящего… Слушай, скоро ведь Рождество. Давай гадание устроим на твоего суженого!

— Давай! — у Соньки аж глаза заблестели. — А какое, с зеркалами?

— Я лучше знаю. Есть такое старинное польское гадание, что не в зеркале, а наяву суженого увидишь. И непременно замуж выйдешь.

— Ты ворожить умеешь?

— Есть немного, — призналась Беата, — моя прабабка умела, и меня учила.

— Ну, давай, я согласна! А что делать-то надо?

— А делать вот что. Надо прийти в пустую избу и накрыть стол как для гостя дорогого. Только надо очень-очень много еды, а то гость осерчает, если не наестся до отвала.

— Так. За мной не заржавеет, уж наготовлю, как на целую роту!

— Как стол накроешь, очерти круг вокруг печи, а сама на печь залезай и шторки задвинь, только маленькую щелочку оставь. Ровно в полночь придет суженый, сядет за стол и начнет есть. А ты в щелочку его разглядывай, каков из себя.

— Ой, как интересно, — с восторгом прошептала Сонька. — Так это живой человек будет? Сколько надо сидеть за шторкой? Может, выйти к нему?

— Ты что, нет! Ни в коем случае! Ты же понимаешь, для чего круг чертится? Не человек это будет.

— А-а, — помрачнела девчонка, — страшновато так-то. Беата, а давай ты со мной пойдешь, ну пожалуйста, вдвоем не