— Что мне сделать для тебя, Беата, чем помочь?

— Переночуй сегодня в казарме у казаков! А Вацлаву потом скажешь, что выпил или устал. Мне надо, чтобы он ночью один был в комнате, понимаешь?

У Спиридона округлились глаза от изумления.

— Насколько мне известно, вы еще не женаты! А он знает, что ты ночью к нему пожалуешь?

— Он не знает, — глухо ответила девушка, — я сама приду, без разрешения, приду и отдамся ему. Чтобы свадьба быстрей состоялась.

— А тебе нужна такая свадьба, Беата? Стоит ли вам на всю жизнь связываться, вы ведь не любите друг друга! Ты на меня вечно засматриваешься…

Беата вскинула на него испуганные глаза.

— Думаешь, я не вижу? — продолжал Спиридон. – Ты по мне сохнешь, а он по Аглае. Может, тебе и страшно это признать, но пора бы уже! Детство закончилось, и прошлая жизнь закончилась, и Польша ваша очень уж далеко отсюда. У него теперь своя жизнь, а у тебя своя. И не пойду я в казарму, не проси!

Девушка ахнула, закрыла лицо руками и быстрым шагом пошла к дому.

Спиридону тяжко было на душе от этого разговора. И поговорить-то на эту тему не с кем, слишком уж личное и секретное. И в тот вечер он был хмурый и молчаливый.

Наутро он наспех позавтракал в столовой, и уже собирался идти к казармам, ребята звали. Как вдруг к нему обратилась строгая Софья.

— Я успела заметить, вы ненавидите насилие и зло так же, как и я.

— Да, а что стряслось?

— Все побежали на пустырь, смотреть на драку.

— Какая драка, кто с кем дерется?

Спиридон только теперь заметил, что в доме никого нет.

— Жернаков поссорился со своим товарищем, Браташевым.

— Ну, Жернаков всегда был борзым, не просто так они подрались.

— Я хочу остановить драку, я очень боюсь, что она перейдет в массовое побоище. Видела подобное в Петербурге, когда дерутся стенка на стенку. Чудовищное зрелище! Хоть и запрещено властями, а все ж часто дерутся. Представьте, стоят два строя друг напротив друга, и каждый готов ринуться в бой. Но сначала начинают драться сильнейшие, а остальные их подбивают. Но рано или поздно начинается настоящая свара, десятки, сотни человек бьют друг друга в кровь, у многих в рукавах спрятаны тяжелые предметы…Казаки же сами по себе народ воинственный…

— Подожди, но как ты решила это остановить? Неужели ты думаешь, я один смогу остановить свару? Надо сотника звать, пока не поздно.

— Я знаю, как остановить. Бери свой аккордеон и будешь там играть, какую-нибудь самую зажигательную плясовую песню, и играй так, чтобы у парней руки и ноги сами заплясали. Тогда и драка забудется.

— Да на меня как на дурака посмотрят! Или вообще внимания не обратят! Ты хоть знаешь, из-за чего они дерутся? Может, не поделили что-то серьезное!

Под настойчивым взглядом из-под пенсне Спиридон все же схватил аккордеон и пошел по направлению к пустырю. Софья бежала рядом со всех ног, едва поспевая.

Играть Спиридон начал сразу как вышел из дома, играл громко и ритмично, и продолжал, пока не добрался до того места, где шла драка. Нажимая на клавиши, он изо всех сил старался сохранить хладнокровие. А его было из-за чего потерять. У Жернакова была рассечена губа и бровь, у Браташева кровь шла из носа, но парень не собирался останавливаться, к тому же, все вокруг кричали:

— Врежь ему, Кирюха, как следует!

Казалось, еще удар, и бугай Браташев просто убьет малорослого худощавого Жернакова, как вдруг…

Первыми неосознанно под музыку задвигались те, кто стоял поближе, за ними не удержались и все остальные. Многие, узнав знакомую с детства мелодию, принялись с удовольствием подпевать:

«Чтобы крови не лилось

С отчего порога,

Чтоб да кривде не жилось

Он молился Богу».

Мимо Софьи пролетел с раскинутыми руками, отбивая такт каблуками сапог, Гриша Кантемиров, большой любитель плясок и веселья. И она принялась хлопать в ладоши и тоже подпевать со всеми нехитрые слова:

«Ойся, ты ойся,

Ты меня не бойся,

Я тебя не трону,

Ты не беспокойся!»

Браташев, забыв про обиду и драку, отцепил свою шашку, попутно выхватил шашку у своего противника и принялся молниеносно крутиться, поворачиваться и подпрыгивать в такт музыке, рассекая воздух двумя шашками. Жернаков остался без сил полулежать на земле и вытирать листком лопуха кровавые сопли.

К пустырю уже летел на лошади сотник Травин.

— Что происходит?

— Веселимся, ваше благородие, поплясать решили!

— А почему у этих морды разбитые?

— Упали нечаянно!

Макар Григорьевич соскочил с лошади и подобрал валявшегося на земле Жернакова:

— Ну-ка пойдем, давно ты казармы не драил!

Уже темнело, когда Спиридон возвращался домой. Софья бежала рядом, едва успевая за его широким шагом.

— Скажи, а почему казак в песне так с девушкой разговаривает?

— С какой девушкой?

— Ну с этой, Ойсей.

Спиридон невольно прыснул от смеха:

— Ойся — это не девушка, это враг, черкес или еще какой кавказец. А казак ему говорит, мол, не бойся, не до тебя сейчас, я Богу молюсь, и пока я молюсь, можешь меня не бояться.

— Интересная какая песня! Ты видел, как Кирилл шашками размахивал? — захлебываясь от восторга, спрашивала она. — Я так боялась, что он их выронит нечаянно!

— Как бы он выронил? — Спиридон наконец приостановился, видя, что девушке тяжело за ним поспевать. — Казаки с шашкой рождаются, и шашка у нас как одно целое с рукой, и всю жизнь у нас шашка на стене у кровати висит, чтобы в любой момент схватить ее и побежать за родину воевать.

— И ты такой же?

— Конечно.

В наступающих сумерках Спиридон видел распахнутые глаза под пенсне, полные восторга и счастья, полуоткрытые пухлые губы.

«Боже, и эта уже влюбилась. И это при том, что я ее еще на Орлике ни разу не прокатил!»

Буквально через пару недель все было усыпано шелестящими светло-коричневыми листьями, которые ветер беспощадно гонял по холодной земле. Зачастили противные холодные дожди, после которых становилось все холоднее. В шесть вечера уже темнело, в домах растапливали камины и печки, спасаясь от холода. Благо, дров за лето наготовлено было немеряно.

В одно такое утро Вацлав по привычке отправился на свой любимый высокий берег — подумать ему было о чем, он в последние дни