объект культуры, а объект террора. И с Авдотьей заглянул я туда на коротенький такой, слава богу, одноактный балет «Дионис» именно по служебной необходимости. Сам я далеко не любитель этого вида изящных искусств, так что смотрел больше не на спектакль, а как там лучше все взорвать и в прах развеять — и сцену, и присутствующих. Такова судьба террориста — видеть прекрасное не в созидании, а в разрушении. Кстати, это после того культурного мероприятия «Ромео» стал выяснять отношения со мной. Смешно. Если бы он только знал наши истинные цели. Интересно, донес бы он тогда на даму своего сердца? Скорее всего, да. Такой оборот отрезвит самую влюбленную и дурную голову.

Сапер все делал отметки на схеме, что-то поясняя. Технические подробности я пропускал мимо ушей, пытаясь ухватить суть.

Вообще, Сапер человек незаурядный и мастеровитый. Его мозолистым рукам доступно все — и электрика, и любые строительные работы. Благодаря своему добросовестному труду в качестве рабочего сцены он стал незаменимым, во всех бочках затычка, в главном театре страны. Это дало ему возможность исследовать все здание, самые его потаенные места и закоулки — он свободно ориентировался и на сцене, и под сценой, в подсобках, подвалах, подземельях. Вечно что-то чинил, мастерил, получая от этого удовольствие. И начальство получало удовольствие, что за три копейки имеет такого мастера, при котором можно ни о чем не беспокоиться. Он сжился с театром, стал его частью, необходимой деталью сложного механизма. И при этом ему нисколько не было жалко этот самый театр. Его душа была отдана безраздельно не театральной музе Мельпомене, а богу войны Марсу.

— Вот, — Сапер, растеряв свою обычную молчаливость, вдохновенно расписывал свой «проект». — Здесь конструктивные ниши, почти под сценой. О них никто не знает, и никто их не найдет. И туда можно спокойно запихать с полтора десятка килограмм тротила.

— А как подрывать? — спросил я.

— Провод вот в это подсобное помещение. Там есть и где спрятать взрывную машину.

— Учтите, перед собранием ОГПУ обыщет каждый закуток, — заметил я.

— Это ничего. Замаскирую так, что никто не заметит. Больше взрывчатки незаметно не запихать.

— И к небесам поднимется весь зал? — томно поинтересовалась Авдотья.

— Не весь, — возразил Сапер. — Но трибуна гарантированно.

— Тогда это скудно и банально, — разочарованно протянула Авдотья.

— А что ты хотела? — насупился Сапер, блестящий план которого ставили под сомнение.

— Я? Чтобы ты смел с лица Земли и этот театр — оплот гнилой русской культуры, закончившейся с пришествием в Россию грязного хама. И весь этот жалкий городишко.

— Ну, опять понеслось, — пробурчал недовольно Шофер. — Авдотья, когда уже ты спустишься с романтических небес?

— Да мы все давно спустились с них, — резко ответила женщина, плеснув на него злым взглядом. — Прямо в преисподнюю.

— Ля-ля-ля, — продирижировал Шофер пальцем — получалось издевательски и как-то привычно. Видимо, к этим апокалиптическим ужасам из уст своей соратницы здесь привыкли давно и посмеивались над ними.

Но самое интересное было то, что Авдотья сейчас не играла. Она говорила вполне серьезно. Ее душа жаждала страшного.

— Все равно этого мало, — уже другим, вполне деловым голосом произнесла она. — Для серьезного дела. Так, комариный укус большевикам, даже если от театра останется одна воронка.

Ну что же, устами младенцев и женщин иногда глаголет истина. Вот и куратор мне четко разъяснил, что одним этим взрывом дело не ограничится. Не для того сейчас расконсервируются все «спящие» ячейки. Есть у врага какой-то масштабный план дестабилизации обстановки в СССР. Именно в преддверии съезда, которому предстоит стать судьбоносным.

«Народные волнения, крестьянские бунты, кулаческий бандитизм — это пройденное. Наши враги в ближайшее время сосредоточатся на индивидуальном терроре с целью раскачки внутренней ситуации. Главная их задача — в результате нарастающего беспорядка дать все козыри оппозиции и, не исключено, обеспечить перехват ею власти. Пугает врага индустриализация сильно. В перспективе Россия получает невероятную мощь, а это не нужно в Европе никому», — прокомментировал куратор.

Да, у мерзавцев все идет пошагово, тщательно и продуманно. И тут, конечно, Большой Взрыв — дело важное, но не единственное. И один из главных, кто дергает за ниточки, — это наш загадочный Птицеед.

Больше всего меня тревожило, что помимо подготовки взрыва нам навесят еще какое-то задание по устранению. И что тогда?

Такие мысли обрушились на меня после слов Авдотьи. А дурные мысли иногда реализовываются. И то, чего я так опасался, вскоре произошло.

Получив через день очередное послание от Птицееда, я сразу скис. Там было четко обозначено: «Подготовить стороннего исполнителя на акцию. Исполнитель — связь Конторщика. Ждать дальнейших указаний. Срок исполнения — семь суток».

Глава 18

М-да, вот она, ловушка. Если будет поставлена задача убрать, например, Молотова или Кирова, тогда террорячейку «РБХ» придется брать. Птицеед так и останется за кадром, будет дальше плести сети. А в следующий раз взорвет уже не Большой театр, а что-нибудь посущественнее.

Плохо, что за все время своей деятельности на благо контрреволюционного подполья я так ни на шаг и не приблизился к нему. Зато вовсю бегаю по его поручениям.

Ладно, чего судить, рядить. Задача резидентом поставлена. Если мы играем в игру дальше, тогда придется доводить задачу до исполнителей. Поэтому, оставшись наедине с Конторщиком, я ему выдал указание сверху и поинтересовался:

— У вас найдется сторонний исполнитель?

— Есть такой. Мой сослуживец по Чите, — объяснил он. — Год назад встретились вновь. Он давно уже под другим именем. Поносила его судьба. Боролся с Совдепией на всех фронтах. Даже в Тамбовском восстании по мере сил поучаствовал. И остался в итоге совсем один. Легализовался. Затихарился. Но, как и раньше, бодр и готов к борьбе.

— Чем он нам так интересен? — спросил я.

— Непримиримый. Упрямый. Решительный. Отменный стрелок — брал все кубки и награды в дивизии. А еще прекрасный охотник. Уж дичь он умеет выслеживать и выцеливать.

— Охотник, значит.

— Охотник. Не прочь поохотиться и на двуногих зверей. Ненавидит большевиков. Готов убивать и быть убитым.

— Что знает о нас? — нахмурился я.

— Знает, что есть организация «РБХ». Что я к ней имею непосредственное отношение. Больше ничего.

— То есть ни адресов, ни ваших новых фамилий?

— Точно так.

— Как мы его вызовем?

— В Ростов телеграмму на условное имя. Он поймет. В телеграмме будет закодировано место и время встречи.

— Эка вы законспирировались, — с уважением произнес я.

— Лучше глубже закопаться конспиративно, чем закопают тебя земельно.

— Афоризм, однако, — оценил я. — Через сколько он прибудет?

— Дня через три. Минимум.

— Ладно, пусть будет четверг.

— Сегодня же телеграфирую.

— Отлично… Ответьте мне