Шрифт:
Закладка:
Краем глаза заметив мое приближение, «Матрос», назовем его так, дернулся было, высматривая, куда улизнуть, но тут же вернулся к своему занятию — начал водить пальцем по афише на тумбе, прямо по расписанию спектаклей Театра юного зрителя. Прямо театрал в валенках, спать не может, не отсмотрев в субботу «Золушку».
Ладно, поигрались, и хватит. Так весь день можно убить на подобные салочки. А у меня встреча. Конечно, руководство не опаздывает, а задерживается. Но я себе такого обычно не позволяю.
Проскользнул я через переулок. Просквозил через торговые ряды. Поплутал немножко, нарезая кружева. Но хвост сбил наверняка, с гарантией качества. После чего втиснулся в трамвай.
На Новинском бульваре, нервно прохаживаясь мимо скамеечек, меня ждал Сапер. Кивнул, буркнув что-то неразборчиво-приветственное. Лясы точить у него намерения не было, просто жестом пригласил следовать за ним.
Снова московские изогнутые переулки. Шли мы минут пять и вышли к Алексеевским складам. Они представляли из себя одно длинное кирпичное здание почти на целый переулок с многочисленными дверьми, воротами и подъездными дорожками. Стандартное складское помещение, разбитое на сектора, один из которых снимала артель «Революционный ткач».
Сапер долго возился с массивным навесным замком. Все же одолел его. Отодвинул засов и пригласил:
— Пожалуйте в арсенал.
Помещение было метров сто квадратных. Завалено грудами ящиков, стоящими в ряд, как часовые, бумажными рулонами.
Сапер сдвинул в сторону легкие рулоны. Снял со стены крюк. Присел на колено. Зацепил, дернул крюком каменную плиту. И со скрежетом открылся зияющий тьмой проход вниз, как будто в пучину Дантова ада.
— Подвал. Надежное место. Так сразу не найдешь. — Он вытащил из кармана тулупа плоский фонарик и стал спускаться по лесенке вниз. Мне ничего не оставалось, как последовать за этим доморощенным Вергилием.
Свет высветил стоявшие в ряд и хорошо знакомые мне деревянные ящики темно-зеленого цвета. Я открыл один. Все на месте. Плотно упакованные тротиловые шашки ждали своего часа.
— Эх, — издал Сапер восхищенный звук. — Красота.
Все же он полный маньяк. Эти шашки созданы для того, чтобы взорваться. Они мечтают взорваться. И Сапер мечтает их взорвать. Взрыв — в этом смысл их общего существования. И он не успокоится, пока не взорвет их все до единой.
Все же я и куратор играем с огнем. Точнее, с тротилом. А если заиграемся, что-то упустим, и грянет однажды этот самый взрыв?
Я поежился. Так, отставить сомнения. Все же я рассчитываю на лучшее… Эх, если бы еще и это лучшее рассчитывало на меня…
Глава 16
Налетчики углубились в лес и легли на обратный курс. Шли некоторое время молча. Потом, выйдя на поляну, Мирослав остановился и заорал тонко и истошно:
— Ты чего творишь, Родион?! Он же у тебя в руках был!
— Он нас контрой назвал, — хмуро произнес Родион. — А чего, мы такие и есть! Больше я тебе не помощник. Надоели вы, дураки! Все крови вам мало!
— Но ты же…
— Что я же? Ухожу от вас! Все кончено, Мирик! Шли бы вы прямым курсом на три буквы. И ты! И ваш «Путь Ильича»! И лично товарищ Лейба Бронштейн-Троцкий!
Мирослав аж застыл от изумления. Родион бил его с размаху в самое сердце. Мало того что он оказался не просто слабаком, а ренегатом, так еще сорвал вылазку, на которую возлагались такие надежды. И вожак остался и без соратника, которого считал самым надежным, и без оружия. В компании лишь с разочарованием и отчаяньем. Хотелось кричать, материться, но криком делу не поможешь.
— На, если хочешь, иди, добей. И бери свои «наганы». Стреляй куда хочешь. Но меня не трогай. — Родион протянул мешочек с песком, после чего устремился прочь. Мирослав взял его безропотно и поплелся следом, громадным усилием воли пытаясь собрать воедино мечущиеся мысли и чувства.
А мысли эти шли под совсем опасный уклон. Да, Родион оказался ренегатом. Его молчание всегда принимали за солидность и уверенность. А у него в башке вон что крутилось. А что еще крутится? Уходит он, видите ли. А вдруг завтра отправится с заявлением в ОГПУ? Мол, отказался от совершения преступления, простите дурака. А моих соратников к стеночке поставьте, их не жалко.
С каждым шагом эта мысль терзала Мирослава все сильнее, покусывала, как клоп в провинциальной гостинице. И вскоре все его существо чесалось идеей — а ведь продаст, сволочь. Непременно продаст.
Так гуськом, один за другим, они вышли на широкую дорогу. По ней громогласно протарахтела полуторка, груженная мешками и досками. С глушителем у нее был явный непорядок.
Таиться теперь смысла не было никакого. Налет не состоялся. Так что и искать их никто не будет. Можно хоть по шоссе идти, хоть у встречных милиционеров дорогу спрашивать, при этом предъявляя паспорт.
В полном молчании они вышли к мосту, достаточно высокому. По прикидкам, до железнодорожной станции оставалось километра три.
Неожиданно Родион остановился посреди моста. Вцепился, как в спасательный круг, в поручни. И завороженно стал вглядываться в реку, покрытую тонким еще льдом. При этом он нашептывал под нос невнятные ругательства и кого-то проклинал.
Мирослав встал за его спиной. В голове его продолжала бушевать буря, пытаясь вырваться наружу.
— Двигай своей дорогой, — не оборачиваясь, презрительно кинул Родион. — И не подходи ко мне больше! Зашибу!
— Твоя воля, — произнес тихо и как бы примирительно Мирослав.
И в этот момент та самая буря вырвалась из-под замка сомнений и неуверенности, заполонив все его существо. Она несла его вперед, к действию. К поступку. И она готова была смести все препятствия.
Мирослав шагнул к бывшему соратнику. С размаху, что есть силы, ударил ему мешочком с песком по голове.
Эффект вышел вовсе не таким, как ожидался. Родион не рухнул покошенным снопом на землю. Лишь покачнулся, но выстоял.
— Ах ты… — он начал оборачиваться.
С каким-то нечеловеческим визгом Мирослав бросился на него и толкнул всей массой своего тела.
Парапет моста был низкий. Через него и перелетел Родион. Высота была приличная. Тонкий лед тело пробило сразу.
Визг перешел
