— Здравствуй, Шерон.

«Похожа на кошку», — подумал Энди. — «И имя у нее, как у кошки. Персидской».

— Вижу, — продолжала женщина, — вдохновение и муза тебе не изменяют.

— В отличие от других женщин - нет. У нас все происходит регулярно.

— Картины великолепные, — словно пропустив его слова, продолжала Шерон.

— Хоть это, раз ничего другого.

— Брось, Рой, — вступил в разговор Том. — Время уже покрыло плесенью наши проблемы…

— А у нас проблемы?

— Карелль, милый, — засуетился Дик, понимая, что нужен предлог отойти, — выйдем на воздух. У меня, кажется, давление.

«В каком месте»? — отчего-то вспомнилось Энди. — «В голове. Где ж еще»! И почему только у него самого нет давления? В голове. Он и сам не прочь оказаться на свежем воздухе, но Рой незаметно удерживает его за пояс джинсов.

— Вижу, — стараясь перевести разговор в другое русло, сказала Шерон, — твоя новая муза совсем юная. Он очень фотогеничен.

— А еще податлив и пластичен, — не удержался Шон.

— А еще аккуратен и хорошо готовит, — съязвил Рой.

— Душка, — расплылся в улыбке Стив. — И трахается отменно.

— Был рад повидаться с тобой, Шерон. Выглядишь как всегда сказочно, — поставил в разговоре точку Маккена.

— Был рад познакомиться, — стараясь улыбнуться, произнес Энди.

— Мне все же надо обсудить с тобой кое-какие вопросы, — попытался остановить Маккену Том.

— Если ты пришел за этим, то это самое удачное время и место, только я немного занят. Придется тебе подождать, дорогой друг.

— А ты смазливенький, — сладко протянула Шерон. — Видно, Рой стареет, раз его потянуло на детей. Он хорошо тебе платит?

— Отлично, — не ожидал от себя парень.

Энди чувствовал себя вымотанным. К вечеру народ в галерее поредел, но все еще роился у стендов. Наконец и парню удалось посмотреть картины. Рой -не тот, каким казался. Глубже. Бездоннее. Мощнее. Глаза с зелеными стрелками. Зеркало с призмой. Можно видеть, как он работает, но нельзя видеть, как он видит. Одиночка. Мустанг-иноходец. Стив прав! Его нельзя измерить. Нельзя понять до конца, потому что он сложнее, тоньше, ранимее.

Что-то крутилось в голове мальчишки. Не то что бы мысль или догадка. Что-то иного рода. Осознание. Да, осознание. Наверное, он не смог бы объяснить это, но оно пропитало его. Проросло в каждой клетке до кончиков волосинок. Причастность. Что-то невидимое, что связывает, делая эту связь осязаемой.

Энди стоял около полукруглого стенда и любовался. Он не воспринимал себя как себя. Это не он вовсе, а кто-то другой, пропущенный через многогранное стекло каре-зеленых глаз. Кто-то такой знакомый Рою и не знакомый ему самому. И чайки. Какие-то особые чайки. Где только Рой нашел их, ведь Энди был там? Был, но не видел. Там летали чайки, но обычные, а не такие, как у него. Мальчишка вдруг подумал - а что он знает о Рое? Ответ показался кощунственным. Ничего. Ничего, потому что слеп. Стоит невидящий в темных очках в безлунную ночь в темной комнате. Рой Гейл… Одиночка? Нет. Одинокий. До бесконечности. Потому и иноходец, что одинок до бесконечности. Спивается, потому что одинок до бескрайней бесконечности. До бескрайней бесконечной бесконечности.

Энди украдкой поглядывает на Маккену. Тот подмигивает, улыбается. Ямочки рассекают щеки. Выглядит счастливым. Это миг концентрации его мира. Здесь. Сейчас. На выставке, когда есть возможность позвать и крикнуть: «Смотрите! Это я! Я хочу поделиться! Подарить вам мой взгляд»!

Боже! Ты мне нужен, Рой! Я готов войти, но боюсь переломать тонкие мыльные переливающиеся перегородки, что держат твой мир. Я готов раствориться в нем! Стать сияющей пылью, чтобы ты брал ее столько, сколько нужно! Я готов стать китайской стеной вокруг, чтобы никто не смел топтать его! Я не знаю как! Не знаю как!

Наверное, уже поздно. У Энди слипаются глаза. Он готов упасть прямо посреди галереи.

— Звезды! — весело кричит Стив. Он, наверное, не устанет никогда.

У него внутри фонтан энергии. Шон давно нашел пласт, поставил над ним вышку, бросил насос, и энергия нефтяной струей бьет высоко и мощно. Он не жадный. Ставьте ведра, подгоняйте танкеры, товарные поезда! Берите, сколько сможете! Фонтан бьет без передышки. Стив просто забыл установить кнопку стопа, и теперь его не перекрыть.

— Я знаю, что вам нужно! Универсальное средство от всего…

— Гильотина? — устало догадывается Карелль.

— Лучше!

— Лучше гильотины бывают только две гильотины, — заключает Дик, обмахиваясь краешком розового боа. — Каждому по одной.

— Лучше двух гильотин бывает только…

— Веревка и мыло, — подшучивает Рой.

— Чтобы вы не погибли в догадках, — не унимается Шон, — я попробую описать негативные стороны всех известных способов убийств и самоубийств. Начнем с гильотины. Согласен, средство действенное. Так сказать, результативное, но… Голова отдельно, туловище отдельно. Не эротично. Возьмем повешение. Сфинктер расслабится, все в моче и в дерьме. Экзотики мало. Хорошо. Утопление. Если повезет - всплывете на второй-третий день разбухшими и с пиявками в носу. Отравление. Скрюченное тело, глаза навыкате, пена…

— Хватит, Шон! — взмолился Дик. — Меня сейчас стошнит!

— Отлично…

— Что отлично? Что стошнит?

— Что вы согласны, что все это не метод. Поэтому, предлагаю беспроигрышное средство выживания. Поехали в клуб! Дядя Стив обещает вам выз-до-ров-ле-ни-и-е!

— Если только вы меня отнесете, — промямлил Дик, — а то у меня давление…

— Тем более, — перебил Шон. — Там есть волшебные темные комнаты отдыха, где супермаг Карелль быстро тебе его понизит! А, Карелль? Ну что, детка, антиалко?!

— Валяй, — без особого энтузиазма произнес Энди, понимая, что слияние с кроватью отодвигается на значительное расстояние.

— Все супер, — согласился Рой. — Вы езжайте. Мы подтянемся.

Энди сглотнул. Кажется, появилась слабая возможность того, что кровать придвинется назад.

— Устал. Устал. Устал, — протараторил Рой, на ходу стягивая одежду. — И ты устал. Устал. Устал.

— И я устал, — согласился Энди.

Одежда на полу навигатором указывала направление их следования. Они рухнули в постель, счастливо растянувшись на спинах.

— Ты сделал это, Рой.

— Да.

— Может, не поедем к Стиву? Тебе бы выспаться.

— А он разве не говорил, что я буду спать неделю, когда все кончится?

Рой повернулся к парню, закинув на него колено.

— И разве он не сделал все, чтобы я не спал? — Маккена понизил голос до шепота, накрывая мальчишку телом.

— Теперь это имеет значение?

Энди погладил Роя по волосам, убирая непослушно падающие на лоб волосы. Свет от картины с креслом пронизывает ресницы, и они отливают бронзой. Пряди вновь падают на лицо. Упрямые, как и сам Рой. Ямочки прорезают щеки. Улыбается. Боги! Как же красиво он улыбается!

— Он знает, как лишить меня покоя. Еще никто не превзошел его. Если он задастся целью свить из меня веревки, думаю, я не замечу, как он сделает это.

Энди мимолетно подумал, что не отказался бы взять у Стива пару уроков по плетению веревок из особого материала. Роя.

— Ты любишь его?

— Разве я не отвечал раньше? Нет. Я уже отлюбился. Мне хватило.

— Ты о Шерон?

— Закончим на этом. Это - меньшее, что мне хотелось бы сейчас обсуждать.

Парень виновато потянулся за поцелуем. Маккена ответил. Нежно. Едва коснувшись губ. Вновь отстранился, разглядывая глаза парня.

— О чем ты думаешь?

— О том, что мы делаем.

— Сейчас?

— Сейчас.

— Занимаемся сексом.

— Сексом? — переспросил Энди.

Парень выбрался из-под Роя, оседлав его.

— Может, так лучше? — улыбнулся он.

— Лучше, — в ответ улыбнулся Маккена. — Я думал, что сожру тебя в галерее…

— Тебе понравилось, что из меня сделал Стив?

— Сейчас посмотрим.

Парень не успел ответить, потому что Рой начал «смотреть» так молниеносно, что уже через пару мгновений Энди густо покрылся испариной. Стало жарко, но Маккена продолжал разогреваться. Мальчишке показалось, еще немного, и тот переломает ему кости, свернет шею и порвет на тысячу кусков. Он вдруг понял, что тоже хочет переломать Рою кости, свить из него веревку и умереть, задохнувшись в ней от удовольствия. Диван скрипел, так и не войдя в ритм вздохов и стонов. Это становилось похожим на концерт в трех частях для ударных инструментов со скрипкой, найденных среди какофоний Берлиоза. Где-то минут через сорок в антракте:

— Устал?

— Нет. А ты?

— Нет.

Вторая часть концерта все для тех же ударных и расстроенной скрипки - несколько более плавная и продолжительная. И вновь, под конец следующего часового акта:

— Спать хочешь?

— Уже нет. А ты?

— С тобой, пожалуй, выспишься.

До самого рассвета заработавший остеохондроз и инвалидность диван жалобно повизгивал от любого шевеления на нем. Утром, проснувшись не так, чтобы рано, а если быть точными, то к вечеру, Рой и Энди вспомнили, что в концерте Берлиоза были еще два эпилога