Стаффорда Криппса, что, по сведениям британской разведки, немцы проводят перегруппировку войск для нападения на Россию. Передать сообщение оказалось затруднительно для сэра Стаффорда, поскольку советско-британские отношения были натянутыми; предписано было вручить сообщение Молотову или Сталину; в конце концов Криппс передал его Вышинскому, а сообщил тот наверх или нет, неизвестно[32].

В конце апреля Джефферсон Петтерсон, в то время первый секретарь американского посольства в Берлине, пригласил первого секретаря советского посольства Бережкова на коктейль. В уютном доме Петтерсона в Шарлоттенбурге были гости, среди них – германский летчик, майор, только что якобы прибывший в отпуск из Северной Африки. В конце вечера он отозвал Бережкова:

«Петтерсон меня просил кое-что вам сообщить. Дело в том, что я здесь не в отпуске. Моя эскадрилья отозвана из Северной Африки, вчера мы получили приказ о переводе на восток в район Лодзи. Может быть, в этом нет ничего особенного, но мне известно, что многие другие части тоже недавно переброшены к вашим границам. Не знаю, в чем тут дело, но лично я не хотел бы, чтобы между нашими странами что-нибудь произошло. Конечно, я об этом говорю строго конфиденциально».

Бережков был поражен. Никогда ни один германский офицер не передавал такой сверхсекретной информации. Посольство не раз получало из Москвы указание избегать провокаций. Боясь попасть в ловушку, Валентин Бережков не пытался продолжить разговор, только сообщил о нем в Москву.

Донесение Бережкова каплей влилось в поток аналогичных донесений из советского посольства в Берлине. Ведь начиная с марта в посольство поступала информация о возможных датах нападения – 6 апреля, 20 апреля, 18 мая, 22 июня. Все эти дни – воскресные.

В посольстве решили, что разные даты умышленно распространяются, чтобы отвлечь внимание.

От внимания посольства не ускользнуло, что после нескольких лет перерыва опять стали появляться в германской прессе отрывки из книги «Майн кампф» с продолжением из номера в номер. Перепечатывались отрывки, посвященные проблеме «жизненного пространства и необходимости экспансии на восток». Что это, подготовка немецкого общества к грядущим событиям? Такой вывод совпадал с другими данными, попадавшими в руки советских дипломатов.

Март и начало апреля стали периодом напряженных отношений между Германией и Россией. Как раз в это время Югославия, при молчаливой поддержке Москвы (или, может быть, не вполне молчаливой), бросила вызов Германии, а немцы поспешно и решительно устремились закончить войну в Греции и полностью оккупировать Балканы. Когда Москва подписала договор с Югославией – 6 апреля, в день нападения Гитлера на Белград, – реакция немцев была столь неистовой, что Сталин встревожился[33].

Он для виду закрыл дипломатические миссии в оккупированных немцами странах (Бельгии, Греции, Югославии, Норвегии, Дании), признал даже кратковременное пронацистское правительство Рашида Али в Иране. Потом использовал отъезд японского министра иностранных дел Мацуоки (только что заключившего с Молотовым договор о дружбе), чтобы продемонстрировать свое отношение к немцам. На Казанском вокзале во время церемонии проводов Мацуоки 13 апреля Сталин взял за плечи графа Шуленбурга и заявил: «Мы должны оставаться друзьями, вы должны все сделать для этого». Затем, обратившись к германскому военному атташе полковнику Гансу Кребсу, он воскликнул: «Мы с вами останемся друзьями в любом случае!»

Воспользовавшись тем же воодушевляющим событием, он обнял Мацуоки и провозгласил: «Мы тоже азиаты!»

Шуленбург отлично разглядел дипломатию Сталина и сразу телеграфировал в Берлин. Может быть, на поведение Сталина повлияло донесение НКВД, переданное в апреле ему и Молотову, где была кратко изложена беседа Гитлера и югославского принца Павла. Гитлер, сообщалось в донесении, сказал принцу Павлу, что начнет в конце июня военные действия против России. Может быть, страх перед растущей враждебностью Германии заставил Сталина ускорить поставки немцам, в апреле поставки значительно увеличились: 208 тысяч тонн зерна, 90 тысяч тонн нефти, 8300 тонн хлопка, 6340 тонн меди, железа, никеля и других металлов, 4000 тонн резины. Впервые русские стали транспортировать резину и другие материалы, заказанные немцами, через Транссибирскую железную дорогу в специальных поездах-экспрессах. Многие из этих материалов были куплены за границей и, конечно, потом использовались нацистами в их войне против России.

К этому времени поток сообщений, микрофильмов, донесений от Зорге, поступавших в НКГБ, стал достигать внушительных размеров. Во время отсутствия посла Отта (сопровождавшего министра иностранных дел Мацуоки в Берлин и Москву) полковник Кречмер, немецкий военный атташе в Токио, получил извещение о намерении Германии напасть на Россию. Зорге отправил донесение, датированное 11 апреля, в котором говорилось: «Представитель Генерального штаба в Токио сообщает, что сразу после окончания войны в Европе начнется война против Советского Союза».

Весь апрель ежедневные сводки Генерального и Главного морского штабов СССР сообщали о продвижении германских войск к советской границе. 1 мая, информируя пограничные округа, сводка Генерального штаба следующим образом характеризовала ситуацию: «Весь март и апрель вдоль западной границы немецкое командование производило ускоренную переброску войск из центральных районов Германии к границам Советского Союза».

Такие сосредоточения войск особенно хорошо просматривались в районе Мемеля через советско-германскую границу с выдвинутой вперед балтийской базы в Либаве.

Движение на центральном участке границы вдоль реки Буг недалеко от Львова было настолько очевидно, что начальник пограничной охраны просил Москву разрешить эвакуацию семей военнослужащих. Но эвакуацию категорически запретили, а командира отчитали за «панику».

Все учащались полеты германских самолетов над советской территорией; 2 апреля в Наркомат иностранных дел пригласили германского поверенного в делах Типпельскирха, и ему был заявлен решительный протест. Русские заявили, что с 28 марта по 18 апреля немецкие самолеты нарушили советскую границу 80 раз, в том числе и 15 апреля, когда возле Ровно заставили приземлиться немецкий самолет и в нем обнаружили фотоаппарат, засвеченную пленку и топографическую карту СССР. Немцев предупредили о возможности «серьезных инцидентов», если полеты не прекратятся; им напомнили, что советский приказ пограничным войскам не обстреливать немецкие самолеты может быть отменен.

В Москве тем временем все настойчивее распространялись слухи о советско-германской войне (с помощью всех туристов и дипломатов, прибывавших в Москву через Германию). В связи с этим немецкие дипломаты и военные просили Берлин дать какое-нибудь объяснение, пусть даже не очень убедительное, чтобы можно было противостоять слухам. Мощная сеть тайных советских осведомителей сообщала об этих слухах в НКГБ.

Наконец, поступило окончательное, в сущности, подтверждение немецких планов от Рихарда Зорге. Он сообщил 2 мая из Токио по радиопередатчику:

«Гитлер решил начать войну и уничтожить СССР, чтобы использовать европейскую часть Союза как сырьевую и зерновую базу.

Сроки возможного начала войны:

1. Окончательное поражение Югославии.

2. Завершение весенней посевной.

3. Завершение переговоров между Германией и Турцией.

Решение о начале войны будет принято Гитлером в