5 мая Сталин получил от своей разведки следующее донесение:

«В Польше открыто ведутся военные приготовления. Немецкие офицеры и солдаты открыто говорят о приближающейся войне между Германией и СССР как о деле уже решенном. Ожидают, что начнется война после завершения весенних полевых работ».

Донесения Зорге приходили одно за другим. Через день или два он сообщал: «Группа немецких представителей, вернувшихся из Берлина, сообщает, что война против СССР начнется в конце мая». 15 мая он указал точную дату – 20–22 июня. 19 мая он сообщил: «Против Советского Союза будут сосредоточены 9 армий, 130 дивизий».

К этому времени адмирал Кузнецов приказал Северному флоту произвести разведку в западном направлении до мыса Нордкин в Норвегии, увеличить численность сторожевых судов, укрепить их боевые и зенитные команды. Аналогичные приказы поступили и в другие соединения. Приказ был отдан через день после того, как советский военный атташе в Берлине генерал М.А. Воронцов сообщил в Москву о донесении офицера, прикомандированного к ставке Гитлера, о том, что Германия готовит нападение на Россию через Финляндию и государства Прибалтики. Планируются воздушные налеты на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов. Советский посол в Стокгольме Коллонтай сообщила в середине мая, что сосредоточение немецких войск на границе с Россией было самым крупным за всю историю.

Заместитель военного атташе в Берлине по фамилии Хлопов доложил 22 мая, что нападение Германии назначено на 15 июня, но может произойти в начале июня. Военный атташе генерал Тупиков сообщал почти ежедневно о германских приготовлениях.

В начале мая состоялось заседание руководителей советского посольства в Берлине, проанализировавших всю информацию, которой они располагали, о подготовке Германии к войне. Они составили доклад, из которого следовало, что германская подготовка почти закончена, притом в таких масштабах, которые, учитывая сосредоточение войск и техники, не оставляют сомнений, что нападение может произойти в любой момент. Доклад был послан в Москву лишь в конце месяца, возможно, Деканозов задержал его умышленно.

А поток информации от Зорге не уменьшался. Он достал у германского военного атташе в Токио немецкую карту расположения советских войск, где указаны были немецкие планы нападения, он сообщил, что главная задача немцев – оккупировать Украину и превратить один-два миллиона русских военнопленных в свою рабочую силу. Он информировал о сосредоточении от 170 до 190 дивизий и о том, что наступление начнется без ультиматума или объявления войны, что немцы рассчитывают на полный развал Красной армии и советского строя в течение 2 месяцев.

Примерно к 1 июня военно-морской атташе в Берлине адмирал Воронцов сообщил в Москву адмиралу Кузнецову, что немцы нападут 20–22 июня. Кузнецов проверил, получил ли Сталин копию телеграммы. Да, получил.

1 июня Зорге прислал из Токио новое сообщение, в котором раскрывалась тактика предстоящего немецкого наступления: главный расчет на то, чтобы отсекать, окружать и уничтожать русские соединения по частям.

У Сталина не могло быть более точной, подробной и всесторонней информации. Никогда, вероятно, ни одна страна не была так хорошо информирована об угрозе вражеского нападения. Рядом с этой всеобъемлющей массой советских разведданных выглядят скудными даже те внушительные сведения, которыми располагали США о намерении Японии напасть на Перл-Харбор.

Но советский опыт показывает: ни количество, ни качество донесений разведки и анализа не гарантируют решительных и своевременных действий руководства страны, ведь именно в компетенцию руководства входит понять то, что докладывается, осмыслить донесения разведчиков и предупреждения дипломатов. И если нет свободного доступа снизу вверх, если руководство не требует честных, объективных докладов, чтобы действовать на их основе, независимо от предварительных концепций, предубеждений, приверженности, личных представлений, тогда лучшая на свете разведка не поможет и, хуже того, превращается в орудие самообмана. Ясно, что все это относится к Сталину.

Никогда в истории большевизма не проявлялись так ясно губительные пороки советской монополии власти: человек, обладавший всей властью, сам оказался во власти навязчивых идей.

Чему верил Сталин

О чем он думал в ту долгую, холодную весну 1941 года, когда поступали все новые донесения разведки, подтверждавшие, что Гитлер, прежний партнер, вопреки клятвенным обещаниям, готовится к нападению на Советский Союз?

Конечно, он знал, что времена меняются, что расцвет нацистско-советского entente[34] миновал.

Писатель Илья Эренбург возвратился из Парижа в Москву после падения Франции. Он был ярым приверженцем Франции и был потрясен, когда ее захватили фашисты. Эренбург писал роман «Падение Парижа» о событиях во Франции, но из-за немецко-советского пакта ни одно московское издательство не могло его напечатать. Цензура даже не разрешила публиковать отдельные части в журнале.

Отчаявшись, Эренбург послал рукопись Сталину в надежде на какую-то поддержку. И однажды утром в апреле зазвонил телефон. Сталин! Эренбург был в смятении. Вдобавок в доме было шумно: лаяла собака. Никогда он еще не говорил со Сталиным! Вождь сказал: «Мы никогда не встречались, но я ваши работы знаю». – «Да, я ваши тоже знаю», – пробормотал Эренбург.

Сталин сказал, что прочел рукопись и попробует помочь с цензурой. «Мы вместе этим займемся», – сообщил он.

Эренбург, человек в политике умудренный, сразу понял, что смысл тут единственный: война. Сталин готовится к войне с Германией.

А через 10 дней Сталин устроил в Кремле прием для молодых командиров – выпускников военных и военно-морских академий. Было 5 мая. Он говорил 40 минут и весьма серьезно отозвался об угрозе войны, однако отметил, что, по его мнению, Красная армия еще не готова к борьбе с вермахтом. «Держите порох сухим», – предупредил он командиров, чтобы те были готовы ко всему.

В одном из отчетов приводятся слова Сталина о том, что следующие несколько месяцев будут решающими в отношениях между Германией и Россией, что он надеется отложить войну до 1942 года, но в 1942 году война неизбежна. В другом отчете высказывалось предположение, что Сталин ищет «нового компромисса» с Германией[35].

На следующий день, 6 мая, Сталин впервые занял пост главы правительства. Он стал председателем Совнаркома вместо Молотова, который стал заместителем председателя и остался также наркомом иностранных дел. В это время по указанию Сталина предприняли некоторые меры предосторожности. В мае приказано было перевести ряд частей резерва с Урала и Волги в район Днепра к Западной Двине и в пограничные районы.

Некоторые советские исследователи усматривают противоречия в действиях Сталина, совершавшихся в мае: с одной стороны, приверженность старой догме, вера в то, что немцы не нападут; с другой стороны, у него появились опасения, что немцы действительно нападут.

Как другие представляли себе эту ситуацию, показывает ироническое высказывание флотского писателя Александра Зонина об атмосфере тех дней.