рыбу не ловил, так и на будущее зарекся. Или еще вариант: сидят, скажем, бесы в мертвом Борисе Николаевиче, как моряки в затонувшей подлодке, ждут, собрав волю в кулак, пока раздутая туша кабана всплывет на поверхность, и тогда… Что тогда? «Да какая, блин, разница», – думает Матвей. Теперь это не его забота.

Пережив взлет на вершины власти и падение в ничтожество, в парии, он стал философом и нередко размышляет о вещах, которые доселе никогда не приходили ему в голову. Порой после лишней кружки бражки в нем разгорается романтический настрой, он вспоминает слова ветеринара о безумии и разуме, и гордится тем, что был близко знаком с первым разумным кабаном не только на нашей планете, но, вероятно, во всей Вселенной, если, конечно, доктора не занесло на повороте, а Борис Николаевич не был самым обычным, ничем не примечательным существом, по случайности столкнувшимся с представителями чужой злобной цивилизации, которую люди называют нечистой силой. Однозначного ответа нет, потому что кости Бориса Николаевича лежат на дне Бологи, занесенные донным илом, и невозможно узнать, кем он был на самом деле.

«Был ли? – думает Матвей. – Или только чудился».

Разумеется, он перебрался из хором в старый родительский дом с грязевой лужей во дворе. Весной лужа наполняется водой, в середине лета пересыхает, а осенью вновь полна грязи. Давно пора бы засыпать, но он все не соберется.

Вопреки тревожным ожиданиям Матвея, мало кто в Березовке поминает его лихом. Кроме, конечно, вдовы Мишки Дьякова и ее сестер по несчастью, лишившихся мужей. Те не устают его проклинать. Матвей на них не в обиде: понимает, что несчастным женщинам проще винить в своей горькой доле деревенского алкаша, чем Бога или судьбу. Кстати, получил он новое прозвище – Бес.

Бывший владелец супермаркета Чурбанов тоже впал в полное ничтожество, едва сводит концы с концами и стал постоянным собутыльником Матвея. О чем бы они ни беседовали, разговор рано или поздно сводится к обвинениям:

– Никогда не прощу, Бес, что ты мне жизнь сломал. Ну вот зачем тебе был нужен магазин? Ты хату в хлев превратил, а на супермаркет замахнулся.

Матвей, как прежде, оправдывается, но и нападать научился:

– Я-то при чем? Ты сам виноват – вишь как размахнулся: су-пер-мар-кет. Не выговоришь. Вот городские и отобрали. Знай, мол, меру.

Несколько раз они подрались, но со временем взаимные упреки стали застольным ритуалом, отказываться от которого ни один из них не пожелал. Как-никак напоминание о былом величии.

Недавно Матвей получил посылку. Ему ни разу в жизни ничего не присылали – даже родители, когда он служил в армии. А эта с какой вдруг радости прилетела? И от кого?

– Читать умеешь? – спросил его почтальон. – Глянь на коробке обратный адрес.

Вот оно что! Подарочек из Района. Наверняка от той ведьмы, что пыталась кабана зажилить… Матвей отнес посылку в скворечник на краю огорода, поднял доску с очком – дыра была маловата – и швырнул ящик в выгребную яму.

Дураков нет открывать посылки из Района.

Хороший братец – мертвый братец

Подумаешь, пропал… И что?! Да пусть хоть сдохнет, плакать не стану. Гришка мне не брат. Меня всегда злило, когда мама повторяла: мы одна семья… мы семья… ты должен хорошо к нему относиться… Спасибо, не требовала, чтоб я любил его по-братски. Лучше бы Гришку учила вести себя по-людски. Она не знала, как он надо мной изгалялся, когда никто не видел…

О старшем брате я мечтал с детства. Однажды – это было давно – мы разглядывали старые фотографии, я на одном снимке узнал себя маленького, но мама сказала, что это не я, а мой брат Гришенька, который умер в три года, когда меня еще не было на свете. Я потом часто воображал, как мы с Гришенькой играем, как он меня всему учит и защищает, если кто-нибудь обидел. Поэтому я слегка растерялся, когда в прошлом году мама сказала, что выходит замуж и собирается познакомить меня со своим женихом (ха-ха-ха!) и его сыном.

– Вот и будет у тебя старший брат, как ты хотел.

Я не был уверен, что хочу получить брата уже готовым, упакованным в коробку, перевязанную ленточкой, как какой-нибудь торт или сервиз. Настоящий старший брат должен расти у младшего на глазах, постепенно становясь сильнее и умнее, чтобы младшему оставалось лишь тянуться за ним без шанса когда-либо догнать.

– Посмотрим, – сказал я небрежно, – что за брательник такой из секонд-хенда.

Мама печально улыбнулась и погладила меня по голове. Я, конечно, готовился к худшему, но была все-таки вероятность (ноль целых ноль десятых!), что братец окажется не шибко бракованным (а он оказался стопроцентным засранцем!).

Встретились мы в кафе «Тайфун», неподалеку от нашего дома.

– Нейтральная территория, – сказала мама. – Никто ни у кого не в гостях. Все на равных, все чувствуют себя свободно.

Когда мы пришли, они уже сидели за столиком у окна. Завидев маму, жених встал, а сынок остался сидеть. Про папашу я сразу подумал: пингвин (так оно потом и оказалось). Зато сынок на пингвиненка не походил. И вообще относился к другому, не к тому, что папаша, виду. Вот если взять крысенка, покрасить ему волосы на башке в черный цвет, разукрасить мордочку прыщами, вставить в задницу шланг и подкачать насосом, чтоб добавить пухлости, то получится как раз мой предполагаемый братец. По виду он был старше меня года на три. А позже я заметил еще одну его привлекательную фичу: смотрит прямо на тебя, а кажется, что выглядывает из-за угла. И жрать был здоров.

Несмотря на нейтральную территорию, мама и Пингвин держались скованно и оставили свои тарелки почти нетронутыми. Гришка, не спрашивая, потянул руку к папашиной порции.

– Я доем.

Доел и уставился на маму:

– Если вы не…

– Бери, бери, – захлопотала мама, – мне что-то не хочется.

Гришка схарчил и ее долю.

– У мальчика хороший аппетит, – сказала мама.

Причем сказала (вы не поверите!) без намека на иронию и даже как бы с одобрением. Я маму не узнавал. Пингвин только хмыкнул. Похоже, ему было неловко (раньше надо было воспитывать!).

На мамином месте я бы на Пингвина не позарился (особенно с таким сынишкой!), но она меня не спрашивала, а я из обиды и упрямства ничего ей не сказал, так что через месяц Пингвин с Гришкой переехали к нам на постоянное жительство. Папа перед смертью успел купить четырехкомнатную квартиру – они с мамой собирались завести как минимум троих детей (так мне мама рассказывала). Так что места для Пингвина и его потомства хватило. Тут-то и выяснилось, что Гришка никакой не крысенок, а настоящий крысиный король. Ну, вы знаете, конечно. Если в железную бочку напихать крыс, они начнут жрать друг друга, пока не останется один-единственный каннибал, которого и называют королем. Гришка за неимением крыс жрал меня. Не хочу про это вспоминать, а потому не стану описывать.

Однажды я не выдержал и пожаловался маме. Она выслушала длинный список Гришкиных преступлений, помолчала и сказала:

– Алеша, пожалуйста, не драматизируй. Подростки так устроены, что постоянно между собой конфликтуют. В том числе и братья. И не всегда виноват старший. Иногда младший ревнует старшего к родителям и сам задирает его… Понимаешь? Особенно, если старший брат… особенно, если младший узнал старшего брата сравнительно недавно…

Я только молча сопел.

– Всегда помни, что мы одна семья, – продолжала мама. – Постарайся подружиться с Гришей. А главное – сдерживай себя. Обещаешь?

Я повернулся и ушел, а потом долго плакал, закрывшись в своей комнате. Подружиться с Гришкой! (Ха-ха-ха!) Это все равно что попытаться завести дружбу с какой-нибудь злобной зубатой тварью. Я сдерживался, терпел (все равно ничего другого не оставалось!), а однажды не выдержал, схватил табуретку и шарахнул его по башке. Правда, Гришка отскочил, так что удар пришелся по плечу. Он завопил как резаный и хотел броситься на меня. Я опять размахнулся, но Гришка перебздел, отступил назад, а потом выскочил из комнаты. Вечером он настучал Пингвину, а тот передал маме. Она опять прочитала мне нотацию (лучше бы Гришке!), Пингвин долго еще злобно на меня зыркал. При них братец изображал из себя невинного младенца, ласкового и послушного. Я едва не блевал,