– Есть, нет – не твоего ума дело. Твоя забота – грешить, заповеди нарушать. С остальным мы сами разберемся.

Вздохнув, Матвей принялся завершать начатое. Свадьбу он замыслил грандиозную.

Лариса пожелала венчаться в церкви и осталась очень недовольной отказом отца Василия, который сказал сурово:

– Святое таинство поганить не позволю. Пусть жених сначала от бесов избавится.

«Легко ему говорить, сам-то не помог, когда я просил», – подумал Матвей. Пришлось довольствоваться регистрацией в сельской администрации. Сатана, расфуфыренная по случаю бракосочетания важной особы, произнесла трогательную речь. Так что вышло почетнее, чем в храме, – там Матвею не воспели бы хвалу. Жаль только, что в помещении администрации мало места, основная масса народа ждала торжественного выхода новобрачных снаружи и вслед за ними толпой повалила на банкет.

Столы были поставлены напротив нового Матвеева дома, на улице (не во дворе же около лужи пировать). Праздничное угощение готовили повара, нанятые в Райцентре, в ресторане «Колизей», который по этому случаю был закрыт на два оплаченных дня.

Никакими словами и красками не описать великолепие стола. Да и гости за ним сидели соответственные. Напротив блюда с говяжьими ребрышками с грибами в вине располагались Павел Александрович с супругой. Рядом с бараньим седлом под клюквенным соусом помещалась Сатана. Тушеный гусь с яблоками соседствовал с братьями Андреем и Александром Василевскими. Бывший колхозный бухгалтер Кирьянов уселся возле петуха в вине по-французски. А уж кого посадили возле новобрачных перед гвоздем программы – медвежьими ребрами с тыквой и глазурью из квасного сусла, – даже спрашивать не надо. Конечно, не кого иного, как Сергея Прокофьевича Мертвáго, прибывшего на свадьбу из самого Района. Перечисленные особы дают, думается, достаточное представление о том, какие уважаемые люди сидели во главе стола…

Изысканность яств и напитков распределялась по длине стола с убыванием утонченности, которая падала до нуля на дальнем конце, где приютился на самом краю бывший владелец «Чурочки» Чурбанов, который из Павла Афанасьевича сократился до Пашки. Перед ним стояли миска с кислой капустой и бутылка дешевой беленькой. Но и этих убогих благ его собирались лишить.

– Пашке не наливать! – громко, на полстола провозгласил Иван Никифоров.

– Как не налить? Матвею Корнеичу обида получится, если за его счастье не выпить, – Елена Макаровна, сидевшая рядом с Чурбановым, ухватила бутылку и напузырила ему не рюмку, а фужер «Народной».

Поразительно, как часто женщины, которые страдают от мужского пьянства, подбивают чужих мужчин на лишнюю рюмку.

– Я со всем уважением. – Пашка встал, поднял фужер и провозгласил: – За здравие жениха и невесты. Горько!

Ни одна голова не повернулась в Пашкину сторону, его словно не слышали. Впрочем, до отдаленного, виповского конца его слабый хриплый голос и в самом деле не долетал. На тост откликнулись только двое. Никифоров, который недовольно крякнул, да сердобольная Елена Макаровна, хлопнувшая Пашку по спине:

– Молодец! Хорошо загнул.

Зато все дружно подхватили «горько», провозглашенное Сергеем Прокофьевичем Мертваго.

Свадьба разворачивалась естественным чередом. Подробное описание застолья вряд ли будет кому-нибудь интересно, ибо все свадьбы похожи одна на другую, как счастливые семьи, и различаются только курьезами, из ряда вон выходящими. В качестве такового стоит отметить присутствие на пиру известного всей Березовке черного кабана. Для него было поставлено особое угощение – два корыта: одно – с брагой, другое – с мешанкой со свежей зеленью. Кабан пировал, хотя в сторонке, но рядом с новобрачными, что сильно не нравилось Ларисе. Она долго косилась на празднично вымытого и отдраенного скребницей хряка и наконец спросила, не понижая голоса:

– Спать на свиноферму пойдем?

Матвей, не найдя, что ответить, толкнул супругу локтем, а сам подумал: «Начинается! Так и знал».

Что же до прочих эксцессов, то это вопрос спорный. Можно ли считать драку на свадьбе событием чрезвычайным? Некогда свадебное застолье без мордобоя считалось незадавшимся. Однако это мнение постепенно уходит в прошлое не только потому, что молодежь забывает традиции предков, но главным образом из-за того, что большинство парней уезжает в город, а у оставшихся стариков маловато сил для молодецкой забавы. У Матвея все прошло как надо.

Как водится, тосты гостей были довольно однообразными и сводились к поздравлению молодых. Разнообразие внес Иван Иванов, березовский златоуст. Он не ограничился поздравительной частью тоста, а заговорил о любви, завершив свой спич словами:

– Нам завещана свыше не только любовь между мужчиной и женщиной, не только любовь к ближнему, но и любовь к братьям нашим меньшим, а также к сестрам: коровам, овцам, козам…

Гости дружно захохотали. Все помнили происшествие с козой и вскользь брошенное Ивану Никифорову несправедливое обвинение в козолюбии, из которого тем не менее родилось его прозвище. Разъяренный Иван Козолюб пошарил глазами по столу, но не нашел подходящего снаряда, схватил жареную куриную ножку, швырнул ее в Ивана Иванова и, несмотря на дальность дистанции, попал в обидчика, заляпав жиром его тщательно наглаженную женой белую праздничную рубаху.

Иван Иванов в долгу не остался. Под руку ему попалось яблоко, которое он и метнул в Ивана Никифорова. Бросок был столь же удачным, а меткость даже более вредоносной. Яблоко угодило Никифорову в физиономию и расквасило нос. Развивая успех, Иванов опрокинул стул и, обогнув пиршественный стол с дальнего конца, чтоб не выказать ненароком неуважения к жениху, бросился на Козолюба, а тот замахал кулаками, готовясь встретить врага. Было ясно, что, мягко говоря, добром они не разойдутся. Народ попытался образумить нарушителей порядка.

– Эй, мужики, вы чего?! – крикнул Антон Кононихин. – Остыньте.

Мужчины повскакали с мест, спеша развести драчунов: несколько удерживали Никифорова, а Ивана Иванова стиснул в могучих объятиях Махоня. Но уже бежал родичу на выручку клан Ивановых: зятья, шурины, деверья, свояки; и невозможно было понять, кто бросил спичку в солому, кто кому первый дал в ухо. Завязалось эпическое сражение, которое долго потом вспоминали в Березовке. Только дед Велехов не оценил масштаб баталии и ворчал:

– Разве это драка? Вот при советской власти народ на свадьбах дрался так дрался. Полгода потом раны зашивали, переломы залечивали, вывихи вправляли. Героическое было время…

Неправ был дед. Не перевелись еще бойцы в глубинах России, которые могли бы на равных потягаться с героями прошлых лет. Но, увы, вместе с древними героями ушло нечто важное. Непосвященному могло бы показаться, что потасовка происходила по традиционному сценарию. Отнюдь. Мордобитие было непристойным, поскольку началось в неурочный момент. Гости не успели как следует выпить и закусить, еще не произнесли тосты все желающие, не объяснились в любви друг другу рядом сидящие, еще не спели ни одной песни, еще не утомило свадебщиков однообразие пиршества и не захотелось им острых впечатлений.

Не стоит бросать недоказанных обвинений, однако не бесы ли толкнули навстречу друг другу зачинщиков? Во всяком случае, Борис Николаевич, ведомый нечистыми, не остался в стороне. Он расхаживал по правому флангу поля сражения, комментируя и подавая советы на два голоса:

– Эй ты, борода, как там тебя? Да, да, это я тебе! Врежь плешивому! Да не тому – другому! А, черт с тобой, бей этого!

– Ногой, ногой по яйцам!

– Пальцем ему в глаз.

– Вы как дети, простым вещам учить надо. Чего телишься? Вилку возьми – и в брюхо!

– Я бы еще вон той бабе навалял, чтобы погромче визжала.

– Не жди, пока встанет! Бей лежачего!

Матвей, восседая рядом с женой, взирал на драку, как император на гладиаторские игры, устроенные в его честь.

Женщины на разные голоса осуществляли звуковое сопровождение зрелища. Каждая болела за своих. Или за своего. Одна только ушлая Тонька Лушникова видела всю панораму в целом, она первая подняла тревогу, завизжав:

– Милиция приехала! Мужики, кончайте драться!

Она смотрела поверх головы Матвея, сидящего во главе стола, в дальний конец улицы, где показался полицейский внедорожник, сверкающий красно-синей проблесковой панелью на крыше. Вслед за ним полз черный мини-фургон.

Тонькин визг подхватил весь женский пол, присутствовавший на свадьбе:

– Милиция!

– Полиция!

Ветхий дед Велехов, который в драке, разумеется, не участвовал, а лишь наблюдал, пробормотал удивленно:

– Что-то слишком быстро прибыли. В наше время только на второй день появлялись, и то не всегда.

Тем временем махаловка разгоралась. Никто, кроме баб и стариков, не замечал приближения полиции.