Успели выявиться первые дезертиры. Митяй Коровин откатился к обочине и, прислонившись спиной к штакетнику, щупал ребра. Глеб Калашников по прозванию Жила выполз из общего месива и притворился раненым (было бы глупо ждать от куркуля и жмота самоотверженности в бою).

Внедорожник остановился впритык к столу. Из него вышел полицейский майор и встал за спиной жениха. Мини-фургон встал рядом с внедорожником. Дверца отъехала в сторону, и из нутра, как черти из табакерки, начали выскакивать бойцы в черном с закрытыми масками лицами. Они мгновенно распределились вдоль стола с автоматами на изготовку. Все это эффектное зрелище дерущиеся пропустили. Не до того было. Матвей даже головы не повернул. Из гордости. Не хотел выказывать беспокойство или любопытство, хотя внутри бушевало и то и другое, да еще как бушевало…

Майор закричал:

– Прекратить драку!

Голосок у него оказался слабоват. Услышал начальника один Матвей, поскольку майор шумнул над самым его ухом. Соответственно, приказ не был выполнен. Более того, именно в тот момент, когда он прозвучал, Костян Каликин прямым ударом правой сломал новую вставную челюсть Николая Бурцева, которой тот несказанно гордился. Два местных амбала, Махоня и Бугай, бросились друг на друга, как Хищник и Чужой, и схватились, обмениваясь чудовищными ударами, рыча и приводя в ужас наблюдателей. Петр Чушкалов наткнулся мордой на кулак Володьки Криворучко. Никита Кожемяков, которого временно отпустили на поруки, изловчился и засадил под дых Сергею Прокофьевичу Мертваго, хотя тот просто стоял в стороне, почитая ниже своего достоинства участвовать в деревенских развлечениях. Неизвестно кто свернул на сторону нос Виктору Конюхову, и тот – сообщим, забегая вперед, – был вынужден на следующий день обратиться к целительнице Пронихе, чтобы выправить искривленный хрящ. Больше всех отличился Матвеев батрак, однорукий Клим. Его единственный кулак мотался, как стенобитная баба на цепи: летит вправо – улица, влево – переулочек. Нет, не напрасно Матвей им завладел.

Казалось, сражение стало даже ожесточеннее прежнего, но если и так, вспышка неистовства объяснялась не приказом, а случайно с ним совпала. Рядом с майором стоял высоченный спецназовец, возвышавшийся над прочими бойцами, стáтью похожий на Шварценеггера, из чего несложно было заключить, что именно этот верзила – командир. Он-то и гаркнул:

– Стоять!!!

Вот это был голос! Стены Иерихонские вряд ли разрушил бы, но драку остановил моментально. Во-первых, все его услышали, а во-вторых, все мужики в свое время служили и на командирский приказ среагировали бессознательно. Ратоборцы застыли на месте. Те, кто лежал, и те, кто стоял на четвереньках, замерли, однако, мало-помалу опомнившись, начали подниматься на ноги.

– Кто тут у вас М. Коростылев?! – прогремел Шварценеггер.

– Вон этот! Жених! – закричали сразу несколько человек, указывая на Матвея.

– Кабан где?!

Амбал Махоня пророкотал, утирая с морды кровь:

– Ишь, кабана ему подай. Где ж его взять? Ты, гражданин начальник, не на свиноферму заехал.

Ему-то, дубине стоеросовой, море по колено, вот порядочным людям полиция много неприятностей может доставить. Сатана, как и подобает местному начальству, взяла дело в свои руки.

– Вы, товарищ командир, его, орясину, не слушайте. Кабан тут рядом со столами шляется. Борька. Только вы поосторожнее – у него в брюхе нечистая сила сидит.

– Разберемся, – отрезал Шварценеггер. – Показывайте.

Общество зашумело, заозиралось, некоторые – те, что подогадливее, – заглянули под стол. Шустрая Тонька Лушникова нашлась, как всегда, первая:

– Нет его! Сбежал бесов кабан.

– Только что здесь разгуливал. Как полиция приехала, сдристнул.

Шварценеггер уставил суровый взор на жениха:

– Куда ты его спрятал?

– Кого? – прикинулся простачком Матвей.

– Хряка своего.

– Почему это он мой?! – надменно возмутился Матвей. – Хожу за ним, но не владею.

– Знаю, – сказал Шварценеггер. – Кабан казенный, а ты его присвоил.

– Как же, присвоил, ага. Я в Район ездил, отдать хотел, не взяли.

Командир нахмурился:

– У меня нет приказа разбираться, кто чего хотел. Обращайся к начальству. Со мной не темни. Где кабан?

– Кто ж его знает, – пожал плечами Матвей. – Он со мной не советовался, куда смыться. Бесы уволокли.

– На бесов не кивай, – строго сказал Шварценеггер. – Не найдется кабан, ответишь по всей строгости.

Матвей не пропил мозги окончательно, чтоб сообразить, что нет такого закона, который касался бы утаивания бесов и прочей нечисти, однако понимал: припаять могут что угодно. Повернут так, будто присвоил он государственную собственность, не уточняя, какая это собственность. Как тут не возмутиться?

– Почему меня закон не защитил, когда я от бесов страдал?! – вскричал Матвей.

– Жалуйся по инстанции, – отмахнулся от него Шварценеггер. – У меня приказ.

Сатина подкатила к нему, льстиво улыбаясь.

– Товарищ командир, куда он денется, этот кабанчик. Найдем. Организуем поиск. Вы пока отдохните с дороги. Присядьте, перекусите.

– Мы при исполнении. Служба.

– День и ночь служить – почитай, не жить, – ангельским голоском пропела Сатана. – Да и время обеденное.

– Тут у вас и без нас тесновато.

И на это имелся свой ответ:

– Где тесно, там и место. – Сатана повела рукой: – Бабоньки.

Женщины налетели со всех сторон, расставили чистые тарелки для гостей, уложили вилки-ложки, подняли упавшие лавки и стулья.

– Разве что впрямь перекусить, – Шварценеггер стащил с головы балаклаву. Оказалось, лицом он вовсе не походит на знаменитого актера и политика, а скорее на Ивана Поддубного без усов. Так и будем именовать его впредь. Вслед за командиром бойцы закатали наверх устрашающие маски, превратив их в обычные шапочки и открыв обычные славянские лица.

– Пожалуйте к столу.

– Не побрезгуйте.

Расселись за столом. Села и полиция: майор и водитель. Вернулись к своим тарелкам и местные. Гостей поместили, перемежая уважаемыми людьми на верхнем краю стола, отчего на нижнем несколько человек остались без места.

– Где закуска, там и чарочка, – промурлыкала Сатана.

Кто ж станет спорить с народной мудростью? Возможно, найдутся такие, но только не среди спецназовцев.

– Мужчины, чего ждете, налейте гостям, – заливалась Сатана.

Мужчины налили, а гости, хоть и при исполнении, выпили. Народ загалдел, радуясь возможности подружиться с опасными приезжими.

Возле столов тынялся безбашенный подросток Сенька, который сразу приметил, что большинство спецназовцев сняли с плеч автоматы и положили на колени, а один поставил на землю, прислонив стволом к лавке возле себя. Когда бойцы окончательно разомлели от закуски и чарочек, все они поснимали оружие с колен и положили на лавку рядом с собой, чтоб было под рукой. Сеньке словно кто-то шепнул: «Пора». Он выждал момент, подкрался и цапнул автомат. Отбежал в сторону, сдвинул предохранитель, передернул затвор – кто, интересно, научил малолетнего засранца с оружием обращаться? – закричал: «Атас!» – и дал очередь над застольем, высадив, наверное, половину рожка.

Сельчане пригнулись к столу, спецназовцы вскочили, схватили оружие и заняли круговую оборону. Сенька оцепенел. Он не ожидал, что выстрелы будут такими громкими, что автомат будет рваться из рук, а главное – что на него будет направлен десяток стволов. Он был современным подростком и много раз видел по ящику, как тело преступника рвут пули, выпущенные из таких вот спецназовских стволов.

Женщины закричали вразнобой:

– Не стреляйте! Пацан это…

– Малец он…

– Это же просто Сенька!

– Не стрелять! – прогремел Поддубный, перекрывая женский гомон.

Сенька будто очнулся. Не выпуская из рук автомата, повернулся, юркнул в ближайшую калитку, проскочил по двору мимо дома на зады, пролетел по огороду, топча капусту, выскочил на параллельную Октябрьскую улицу и тем же манером – калитка, двор, огород – вырвался на околицу и помчался куда глаза глядят, то есть к стоящей в некотором отдалении заброшенной Станции. Спецназовцы бросились вдогонку. За ними – Сенькина мать Лизавета:

– Не обижайте мальчонку! Не троньте парнишку. Отдаст он ваше ружье.

Затем спохватились мужики и тоже толпой кинулись ловить хулигана. Позади всех бежали женщины – приглядеть, чтобы мужчины не наделали глупостей и не обидели пацана, а заодно чтобы принять участие в захватывающем событии. Матвей топал вместе со всеми. За кабана он не беспокоился. Был уверен, что Магардон сумеет найти местечко, где Бориса Николаевича никто не отыщет.

Полностью вытоптав мимоходом огород Самсоновых, а затем Рукавишниковых, будто по грядкам пронеслось семейство диких кабанов, вся орава высыпала на околицу.

– Вон он! – закричал Иван Иванов.

Все и без него видели Сеньку, подбегавшего к Станции, в развалинах которой имелось немало мест, где можно было схорониться.

– Стой, паршивец! – закричал