кладут асфальт. Двое мигрантов пихнули зомби, который ровнял шваброй рыхлый слой асфальта, и тот рухнул плашмя перед надвигающимся катком. Еще немного, и его раздавит в лепешку, но водитель катка успел остановиться. Зомби неуклюже поднялся. Android#$%^#$ в это время приблизил зумом его неподвижное лицо (умелец, ничего не скажешь, встречаются такие иногда на «ТикТоке»). Подпись над видео: Работнички бл#дь!!!!!!! Зомбак трудится, а главный герой был похож на Гришку как две капли воды! Я остановил изображение и долго вглядывался в мертвенно-серое лицо, пытаясь определить, он или не он. Вылитый Гришка, но не может быть, чтоб это был пропавший Пингвинов сынок. Нимов вроде откуда-то с Гаити привозят. В конце концов я закрыл «ТикТок» и стал делать уроки. Однако загадка вертелась у меня в голове на заднем плане.

Вечером я не выдержал, открыл «ТикТок» и увидел то, на что прежде не обратил внимания. На заднем плане ролика Зомбак трудится виднелась корявая статуя. Попала в кадр случайно и не полностью, снята нерезко, но я сразу ее узнал. Варвара-краса! Любой в нашем городе узнал бы. Над этой уродиной долго стебались блогеры, и ее даже показали по центральному ящику (сам я, конечно, к дебилизатору не подхожу, рассказывали). Так что зомбак попал на видео не где-то там, а в нашем городе, если только Варвару не отправили на Гаити, чтобы обменять на партию зомби. Может, у гаитян странные представления о красоте. Но проверить стоило. Я посмотрел на карте, где находится улица, которую украшает бронзовый идол, и на следующий день отправился туда.

Конечно, в окрестностях Варвары никого не застал. Пошел по следу – вдоль черного полотна свежего асфальта на дороге и догнал асфальтоукладчик, катки и кучку рабочих в яркой одежде. Нимов было четверо. Мигранты их сторонились и, мне показалось, слегка стремались. А может, очень сильно, а не слегка, но виду не подавали. При мне никого бросить под танк не пытались.

Загадка решилась сразу же, как только я засек на противоположной стороне нима, похожего на Гришку, и пересек улицу по гладко укатанному асфальту позади катка. Даже разглядывая нима вблизи, было невозможно точно сказать – он это или не он. Физия вроде та же, но выражение на ней совсем не Гришкино. Не имелось вообще никакого выражения. Гришкин фирменный сволочной взгляд отсутствовал. Мутные бельма смотрели тупо и бессмысленно. Если вообще смотрели (но зрение-то у него имелось!). Я хотел поспрашивать у киргизских (или таджикских) тружеников, не знают ли они, откуда он взялся, но тут рукав синей робы нима задрался, открыв его правую руку. Нужда спрашивать отпала. Я точно знал: это Гришка. Выдавала идиотская татуировка, похожая на грубый рисунок кальмара. Финал. Конец фильма. Зрители могут расходиться по домам. Я не захотел оставаться на второй сеанс и покинул зрительный зал. Здесь больше делать нечего. На Гришку я насмотрелся досыта, пока он был живым. И ясно понимал, как он превратился в зомбака. Поймал пулю во время, как он выражался, операции. Или провинился и его наказали, как там у них наказывают…

Я не радовался тому, что с ним случилось, но и волосы на голове от горя не рвал. Было просто до чертиков прикольно. Меня аж распирало – надо было с кем-нибудь поделиться. Конечно, с Митькой. С кем же еще! Митька отреагировал так, как надо. Восхитился:

– Круто! Отольются теперь кошке мышкины слезы. В фигуральном смысле, само собой.

А потом прочитал мне целую лекцию. Митька – настоящий, стопроцентный ботаник. Классический. Если он чего-нибудь не знает, того и знать не надо. А он все равно знает. За десять минут он загрузил меня кучей фактов про нимов, без которых я еще накануне прекрасно мог обойтись. Но теперь никакая информация не казалась лишней.

– Твой Гришка теперь ни фига не соображает и ничего не помнит. Большая часть мозга отключена, он способен воспринимать только простые команды (это мне и без него было известно!).

Знал я также, что взаправдашние, а не киношные зомби – это рабочие мертвецы, которых колдуны на Гаити оживляют для чисто практических целей, то есть для работы на плантациях. Но я был не в курсе, откуда они взялись у нас. Оказывается, пару лет назад гаитянских колдунов-бокоров пригласили в Институт прогрессивной реанимации в штате Массачусетс, где они наладили конвейерное производство зомби с использованием современных технологий. Патент купили многие страны, в том числе Россия.

По сути, зомби – это те же мигранты, но только несравненно более дешевые, чем таджики. Перевозить их можно набивая в контейнеры как селедку, их не надо кормить, они послушны, им не надо жилья, на ночь можно складывать, как доски, штабелями, они не испражняются, то есть для них не надо заводить туалеты, и прочая, и прочая. Главное – им не надо платить. Работают они на тех же работах, что и обычные мигранты, – там, где не требуется квалификация. Пандемия ковида оказалась очень кстати. Одновременно умирает множество людей, которых можно приспособить к делу. Правда, среди покойников много стариков, но возраст не имеет значения – все мертвые равны. Появились компании по поставке реанимированных (называть их зомби неприлично) – рынок вторичной рабочей силы…

Все же я должен был рассказать маме про Гришку. Умолчать нечестно. Я взял с нее слово, что она никому не расскажет, и сказал:

– Мама, я видел Гришку. Он стал нимом. То есть зомби.

Мама возмутилась:

– Ах, Алеша, пожалуйста, не говори глупостей. Должен понимать, нам сейчас не до шуток.

– Их там несколько человек… Ну не людей, конечно, – нимов, они асфальт кладут.

– Какой-то бред, – сказала мама. – Ты наверняка что-то напутал. Этих, как ты выражаешься, нимов привозят откуда-то из-за рубежа. Кажется, с Гаити или в этом роде. Гриша попасть туда никак не мог.

Я достал телефон, нашел Гришкину фотку и молча протянул маме. Она долго вглядывалась в фотографию, потом сказала:

– Очень похож. Но это не он.

– Конечно, не Гришка. Был им когда-то… У него на руке Гришкина татуировка, таких дурацких на Гаити не делают. Я его по этой татухе узнал.

Мама застыла, глядя на фото. Я забрал у нее телефон и попросил:

– Только ты, пожалуйста, Савелию Михайловичу не рассказывай. Он захочет Гришку домой забрать.

– Для начала пусть сам на этот экспонат посмотрит и решит, Гриша или не Гриша.

Я завопил:

– Мама, ты же обещала!

Она посмотрела на меня суровым взглядом, как учительница на любимого ученика, не выучившего урок.

– Алеша, во-первых, когда я обещала, то не знала, что речь пойдет о таких серьезных вещах. А во-вторых, не забывай – он отец, и ему решать, как поступить с собственным сыном… Если это, конечно, его сын.

– Ты обещала!

Это было предательство. Взрослым нельзя верить. Мама тут же передала новость Пингвину. Он помчался смотреть. Вечером они хотели выставить меня в мою комнату, чтобы обсудить, как быть с Гришкой.

– У нас серьезный разговор, надо решить судьбу Григория, – важно сказал Пингвин.

Теперь он называл Гришку только полным именем, никаких ласкательных Гришуней, как прежде.

– Вы не Гришкину судьбу собираетесь решать, а мою! – закричал я. – Никуда не пойду. Сами говорите, мы одна семья…

– Мальчишки в твоем возрасте еще не имеют права голоса… – начал было Пингвин, но мама осадила его строгим взглядом.

– Право слушать они, во всяком случае, имеют… Но пока мы не начали разговор, я тебя сразу предупреждаю: о том, чтобы привести Григория домой, не может быть и речи.

– Я думал, так только мужики поступают, – сказал Пингвин.

– Что ты хочешь этим сказать? – настороженно спросила мама.

– Ну, знаешь, как бывает… Женщина родила урода или дауна, и муж вскоре ее бросает. Непременно бросает. Ни один не остается. А она тащит ношу – ухаживает за уродом до самой смерти.

– У нас совсем, совсем другое, – сказала мама.

– Разве? Ты хочешь уйти от меня из-за того, что мой ребенок неизлечимо заболел.

Мама почти закричала:

– Он не больной, он чудовище. Труп.

– Он мой ребенок, – сказал Пингвин печально. – И ты знаешь, что я его не брошу.

Мама закрыла лицо руками и некоторое время так сидела. Потом сказала:

– Я не хочу от тебя уходить. Это ты из нас двоих выбираешь не меня, а монстра.

Они надолго замолчали. Я сидел,