вырыл яму глубиной себе по плечи. Я сказал: «Хватит». Он продолжал копать. «Стоп машина». Это тоже была неверная команда. Зомби трудился как ни в чем не бывало. «Стоп!» – закричал я. Он замер. Я приказал: «Дай лопату». Он высунул из ямы древко, и я вытянул лопату наверх. «Ложись». Он лег на дно ямы, глядя в небо неподвижными бельмами. Я знал, что он не человек, но почему-то сначала бросил вниз горсть земли и только затем взялся за лопату. Засыпав яму, раскатал сверху дерн. Получилось не очень аккуратно. Границы прямоугольника так и били в глаза, но скрыть их было невозможно. Я надеялся, что через несколько дней разрезы зарастут травой. Букет валялся поодаль. Я хотел было возложить цветы на место захоронения, но передумал. Пусть лежат в стороне. Для зомби, не живого и не мертвого, – в самый раз.

В дачном домике было пустовато. Я привык, что где-то поблизости всегда тыняется Гришка. Выходит, к плохому привыкаешь так же, как к хорошему. А что я скажу маме и Пингвину? Совру. Гришка работал в огороде на виду у всех проходящих (забор у нас из штакетника), какие-то люди проезжали мимо на большом черном джипе, увидели зомби, остановились, вышли из машины. Наверняка это были бандиты. Они даже не угрожали мне, а просто увели Гришку. Сказали, если я пожалуюсь в полицию, они сожгут дачу и убьют всех, кто окажется на участке. Я ничего не смог сделать. Мама вздохнет с облегчением, Пингвин забьет крыльями, разорется, но бежать в полицию побоится. Рванет к сторожу на воротах кооператива качать права: почему пропустил на территорию чужих?! А тот или пьян, или копается на своем участке и ему по фигу, кто въехал, кто выехал. Отбрешется: не было чужих. Пингвин не поверит, но доказать не сможет…

Если взрослые не могут принять решение, приходится решать за них.

Странно, Гришки не было, но я почему-то ощущал, будто он маячит рядом. Мама бы, наверное, сказала: это просто состояние психики. Необходимо время, чтобы оно отключилось. Она иногда произносит загадочные фразы, вроде этой.

Ночью не мог заснуть. Лежал и думал, правильно ли я поступил. Это ведь не было убийство, правда? Он же не был живым. И ничего не чувствовал и не понимал. Все равно как закопать в саду под деревом мертвую птичку. А если б она чирикала? Я впервые подумал о том, как трудно провести границу между живым и мертвым. Но Гришка был мертвым! Он умер или убит. Иначе его невозможно было превратить в зомби. Конечно, Гришка – гад и урод, но он не виноват, что его сделали таким. Потом я вспомнил: в кино живые люди всегда убивают зомби, и это хорошо и правильно. Но ведь те киношные зомби – страшные и опасные. А наш был безобидным. И трудолюбивым.

Наконец я решил, что ничего непоправимого не произошло. Гришка не дышит, не ест, ему без разницы, где находиться – под землей, под водой или в нашей квартире. Его всегда можно выкопать из земли, а он будет новее новенького. С этой мыслью я уснул.

Метемпсихоз

– Марина! Представь, кого я только что встретила!

Я от неожиданности чуть клиентке ухо не отхватила ножницами.

– Ну не Путина же, – говорю. – С чего такие страсти?

– Фиму, – орет, – Фиму увидела!

Я только плечами пожала: ну и что? По моей охотничьей территории бродят как минимум трое Ефимов: сантехник (этот даже ко мне сватался, но как-то неопределенно, да и не по Сеньке шапка), осветитель из театра «Подвал» и журналист из газеты «На Пресне». Некоторым везет на ухажеров с этим именем.

– Мужа моего, – кричит Полина, – мужа встретила!

Этот Ефим мне даже в голову не пришел. Умер он. Я помогала Полине забрать его из больничного морга, а потом видела своими глазами, как в крематории гроб с покойным опускался в подполье, где его наверняка сожгли. То есть покойного, конечно. Как поступают с гробами, я не знаю – не исключено, вновь пускают в оборот без наклейки «б/у» или «refurbished». Усоп муж Полины с год назад, так что стандартный период, в течение которого близким чудится, будто они встретили усопшего на улице, давно уже истек.

– Обозналась, подруга, – говорю. – Бывает.

Полина спорить не стала.

– Не веришь, не надо. Я к тебе по делу. Денег не хватает, а с депозита снимать не хочу, чтоб процент не терять.

– Не проблема, – говорю. – А покойного мужа почему приплела?

– Как думаешь, зачем мне деньги?

В это время клиентка недовольно заерзала в кресле:

– Стричь будем или лясы точить?

Но у меня тоже свой гонор.

– Минуту потерпеть можете? – И спрашиваю Полину: – Сколько тебе?

Она назвала, я достала телефон, перевела ей на карту, не обращая внимания на клиентку, которая за эту минуту вся извелась от негодования.

– Позвоню! – крикнула Полина и умчалась.

Через день позвонила.

– Маринка, ты не представляешь! Я сама своей удаче не верю… Так только в сказках бывает, а в жизни – один шанс из ста миллиардов или уж не знаю сколько. И главное, где? Рядом с домом. Позавчера забежала на секунду в зоомагазинчик напротив, в «Лапусик», купить корма для Ракса, а он там…

– Кто? Корм или Ракс?

– Фима.

– Продавец?

– Ты что, дразнишь?! Фима, Ефим, мой муж.

Молчу. На солнце, что ли, она перегрелась?

– Я его с первого взгляда узнала, но на всякий случай решила провериться. Спросила у продавца: «Какого он возраста?» – «Сейчас проверим». – Достал бумажку, сертификат, прочитал вслух. Я посчитала: родился он как раз через сорок один день после смерти Фимы. Сорок дней душа пробыла в бардо. Он это, он! И тут меня осенило: не зря он именно в этом магазине рядом с моим домом оказался! Не случайность это. Нам суждено было вновь встретиться… Связь между нами очень сильная. Еще бы… Ты ведь помнишь, как мы расстались, – столько осталось недоговоренного, столько взаимных обид и претензий, что не могли мы просто так расстаться… И знаешь, Марина, почему я окончательно убедилась? Там, в «Лапусике», он меня игнорировал. Была у него такая мерзкая повадка – делать вид, будто меня не замечает. Ничуть не изменился. Знаю эту его подлую манеру…

Она начала заводиться, но вовремя остановилась.

– Алле, Марина, ты слушаешь? Ну, в общем, купила я его. Теперь он опять дома.

Я не выдержала.

– Ну и дура!

Это не потому, что верит в переселение душ. Здесь я ей не судья – каждый сходит с ума по-своему. Полина, та слегка свихнулась на восточных учениях. Ну, сами знаете – йога, Саи Баба, мандалы всякие, благовония, пранаяма, харикришна, хотя в общем я особо не вникала. А после смерти мужа она стала носиться с идеей о том, что ее Фимка в скором времени вновь возродится в новом теле и они обязательно встретятся. Причем очень скоро. Ладно, я не возражаю, пусть возрождается, если подруге так хочется. Но ей-то с этого какая радость? Я втолковываю: «Ты о его возрасте подумала? Вначале твой Фимка без малого год в мамкином пузе проведет сперматозоидом и на свет появится не молодым мужиком, а младенчиком. И у него, между прочим, своя мать будет, попробуй-ка отними. Даже если отнимешь, зачем тебе ребенок? Титькой кормить? А когда он возмужает, ты уже станешь пожилой теткой. Хочешь быть его бабушкой? Нет уж, подруга, лучше ищи нового, живого». Но Полине хоть кол на голове теши. «Ты не понимаешь. У кого какая карма. Перерождения разные бывают – кто вновь человеком рождается, а кто животным или даже насекомым. А они взрослеют гораздо быстрее, чем мы. Пара-другая лет, и пожалуйста – пора жениться». Я вообще офигела. Неужто подруга с горя ориентацию сменила? «Конечно, как знаешь, – говорю, – но учти, я скотоложество не одобряю». Она обиделась. «Почему сразу скотоложество?! Я с ним поговорить хочу». – «Не наговорились еще?» Они постоянно выясняли отношения. Что ни день, то ссора или скандал. Собачились как кошка с собакой даже на людях. Потому-то я ее дурой обозвала. Добро бы жили душа в душу, тогда было бы понятно, зачем она ищет своего Фимку в животном царстве. Она почему-то была убеждена, что он именно там возродится.

Полина на «дуру» не среагировала. Обычно заводится с полуоборота, но сейчас, вероятно,