можем воспринимать такие возвращения иным образом, используя прошлое как питательную среду для зарождения в нем новых возможностей. Для одних возвращение – это фиксация, лояльность, от которой нельзя отказаться. Для других же это необходимый шаг назад для раскрытия темных уголков истории, нахождения пропавших предков, следования по их следам, порой даже изначально бессознательного. Каждая история уникальна и несет в себе свою долю тайны.

Вклад в местоположение

Как наша семья нашла свое место? Случайность не случайна, когда мы питаем к месту эмоции, более или менее осознанные. Они свидетельствуют, иногда с большой велеречивостью, о неразрешенных трансгенерационных проблемах, которые мы продолжаем нести в себе. Как нити Ариадны, они ведут нас к неожиданным истинам, темным переплетениям, драматическим, ошеломляющим или чудесным переходам… Мы погружаемся в самую суть человеческого измерения, со всей его драматической интенсивностью, словно посетители древних руин, и скромно предстаем перед тем, что обнаружим. Как и почему мы начинаем вкладываться в те или иные места? Чем они становятся для нас? Источниками изменений или заключения, успеха или неудачи, повторения или новых начал?

Существуют также места, от которых нельзя отделиться, потому что они свидетельствуют о чем-то большем, чем привязанность к географическому месту. Эти артефакты времени, от которых мы не можем отсоединиться, передаются как тяжесть, обременяющая жизнь потомков, притом буквально: дом семьи, от которого никто не имеет права избавиться, не будучи исключенным из группы или по крайней мере не заплатив высокую психологическую цену. Вопрос реконструкции также может быть проблематичным в том случае, когда имеется установка сохранить место в нынешнем состоянии любой ценой. Дом превращается тогда в настоящий музей или мавзолей, возведенный в честь тех, кого мы продолжаем любить. Они становятся неприкосновенными.

Еще есть места, с которыми мы чувствуем необъяснимый резонанс: они могут быть местом значимых событий в нашем генеалогическом древе. Тот или иной дом, тот или иной пейзаж, та самая улочка кажутся нам знакомыми без видимой причины. Я особенно запомнила женщину, которая призналась мне, что много лет ходила в Театр Селестинов в Лионе, не совсем понимая, почему она испытывает к этому зданию такой страстный интерес. Случайно она обнаружила его реплику, открыв брошюру о Львове, – небольшом городе, где жили ее бабушка и дедушка. Брошюра открылась на Львовской опере, и стало ясно, что Театр Селестинов был точной копией этого здания. Ей оставалось лишь размышлять о значимости этой связи, о смысле, который она могла иметь в ее семейной истории. Таким образом, помимо нашего реального притяжения к архитектуре или стилям мы часто захвачены другой скрытой историей, которая может разбудить давно забытые воспоминания и прояснить наше место и его функцию: что сделал человек, чтобы прошлое, о котором он многого не знал, коснулось его? В какую фантазийную конструкцию он вложил свою жизнь, для того чтобы так страстно почитать ушедшую эпоху? Что он хотел через это сказать и кому адресовал свое обращение?

История и наша семья

Взаимодействие между историей и генеалогией ставит перед нами особенные вопросы: они заставляют нас столкнуться с явлениями и силами, которые уже не имеют ничего общего с индивидуальностью, но с которыми человек должен будет считаться. Мы входим здесь, возможно, в самое трудное измерение для оценки и разрешения. Как нации и народы усваивают свое прошлое? И как люди реагируют на то, что произошло с их родиной? Не будем забывать, что эти события часто сопровождаются чрезвычайной жестокостью, иногда выходящей за рамки человечности: смерть, пытки, драмы, казни и т. д. проводятся массово, вопреки всякому состраданию к индивидуальному измерению существования. Резня, массовые уничтожения, крупные конфликты между нациями или народами до сих пор порождают не только острые чувства унижения или вины, но и ненависть всех видов и глубокое желание мести или возмещения убытков. Все это может казаться нам далеким или чуждым нашей повседневной жизни, но многие из нас имеют предков, переживших коллективные драмы, и эта травматическая память требует работы в течение нескольких поколений для ее усвоения и примирения с ней.

Так, например, для потомков нацистов или любой другой диктатуры принятие такого спорного наследия является настоящим подвигом. Мы можем испытывать желание отрицать свои корни, пожертвовав полностью тем, кто мы есть: стереть прошлое, построить свою жизнь на фантазии, которая не имеет никакого отношения к реальности, где предки больше не существуют. В этом случае мы отрываемся от своих корней, и становится проблематичным вписаться в настоящее, опираясь на стабильную базу наших предков. Однако стоит помнить, что этот стыд и вина принадлежат другим и что мы невиновны.

Поэтому необходимо провести тщательный отбор и освободиться от всех мест, где история человечества пересеклась с нашей семейной историей. Освободиться не означает избегать прошлого, отрицая его или не придавая ему значения. Это скорее работа по интеграции, которая сочетает разумное рассуждение и желание превратить порой тяжелое прошлое в составляющую, которая существовала, но не обязательно всегда порождала несчастье, и которая ждет быть возвращенной к жизни.

Чужой самому себе: изгнание

Некоторые предки были вынуждены покинуть свою родину из-за финансовой, политической или исторической необходимости. Эти изгнания редко были комфортными и для многих являлись вопросом выживания. Им часто приходилось отказываться от всего, что можно было взять с собой, оставить часть или даже все свое имущество, семью, друзей, чтобы построить новые связи где-то еще и найти свое место в мире. В экстремальных ситуациях не всегда удавалось найти время для переживания утраты, скорби, грусти прощания.

С потомками со временем возникает проблема невольно принесенной жертвы: им нужно признать, наконец, утрату и ее неисправимость. Для них может возникнуть множество трудностей, особенно в плане обретения своих корней: как формировать себя без привязок, без чувства принадлежности, но с этими далекими корнями, которые порой вызывают грусть ностальгии, беспокойство, невозможность устроиться в принявшей их стране?

В зависимости от того, каким было изгнание, добровольным или принудительным, последствия могут разниться. Полный разрыв, окончательная потеря контакта, переживаемая без слов, определенно является одной из самых травматичных. Она может вызвать чувство вины и предательства за то, что наши близкие были оставлены, и эти чувства могут помешать потомкам раскрыться. Они, парализованные этим прошлым, сталкиваются с различными проблемами, в том числе с тоской по месту, которого больше нет, но которое все равно остается в воображении. Это может даже привести к постоянному самосаботажу, исходящему из ужасного ощущения нахождении не на своем месте, или даже глубокой депрессии.

Обретение корней на новом месте возможно только через разрешение этих оставшихся вопросов. Принятие себя