Шрифт:
Закладка:
Майкл, полный мальчик, который всегда носил джинсовый комбинезон, сказал:
– Цвета нашего флага? – Он был в оранжевой группе, идущей следом за мной.
– Отлично, Майкл. Мы сделали их, чтобы помнить наших соотечественников в Иране. Пусть Господь благословит их и вернет домой как можно быстрее.
Цвет и конфигурация стали мне понятны, едва миссис Берри упомянула флаг. Я видела американский флаг на каждом углу – когда мы гуляли по району, на нашем школьном дворе, по телевизору, когда баба́ смотрел новости на канале «Эй-Би-Си». Я видела, как его жгут и топчут разозленные люди в Иране. Я слышала в новостях об иранских студентах, что держат заложников в американском посольстве в Тегеране, но не задумывалась об этом до того дня.
– Теперь, если вы все закончили, вы можете повесить их на елку, – сказала она классу.
Я вскочила со стула и подбежала к дереву.
– Полегче, ребята! Не шумите.
Я на цыпочках прошла от своей парты к ели. Майкл шел за мной следом. Я хотела, чтобы моя поделка висела на верхних ветках, где-то, где ее все увидят. Я встала на цыпочки и подняла руки так высоко, как только могла. Я повесила свой Глаз Бога на ветку, обращенную к нашему классу. Мое творение закрутилось на своей синей петельке. В белую пряжу, которую я использовала, были вплетены серебристые нити, и они поблескивали, когда Глаз Божий покачивался, сверкая, будто звезда.
– Почему эти ваши не отпустят наших заложников домой? – сказал Майкл. Он прожигал меня взглядом – одна рука на поясе, другая в кармане джинсов. – Иранцы!
Я замерла перед ним, не зная, что делать.
Он достал руку из кармана, подпрыгнул высоко в воздух и сдернул мой Глаз с ветки. Он сломал его и обломки запихнул в свой карман.
– Незачем тебе его делать. Ты не американка, – он ухмыльнулся, повернулся ко мне спиной и пошел обратно в класс, будто ничего не случилось.
Глаза наполнились слезами, но я ничего не сказала. Я понятия не имела, почему иранские студенты держали заложников в американском посольстве. В моем простом семилетнем разуме была мысль, что ужасные новости о заложниках останутся в телевизоре и никогда не проникнут в мой класс. Мне не приходило в голову – даже на секунду, – что у меня будет стычка с одноклассником по поводу политического кризиса в Иране. Я поплелась обратно к парте, думая о разломанном Глазе Бога в его кармане.
По дороге домой Мар-Мар была очень возбуждена. Их класс выиграл конкурс с пятиконечными звездами, вырезанными из плотной бумаги и покрытыми разноцветным клеем с блестками. Их огромная золотая звезда была водружена на вершину дерева и сияла подобно солнцу поверх сверкающих звезд. Она не могла усидеть на месте и пролезла в пространство между передними сиденьями. В волосах и на щеках у нее сверкали блестки, когда она объясняла баба́, как они делали звезды. Я откинулась на сиденье, прислонила голову к окну и слушала Мар-Мар, пока мы проезжали улицу за улицей. Я теребила пальцы, пытаясь избавиться от липкого белого клея, который стал грязным и серым. Баба́ несколько раз бросал на меня взгляд через зеркало заднего вида, пока Мар-Мар трещала.
– А что ты, Можи? – сказал он. – Как ты сделала Глаз Бога?
Я пожала плечами.
– Легко, наверное.
– Папочка, – сказала Мар-Мар.
– Ты хотела сказать «баба́», Мар-Мар? – сказал баба́.
– Да, баба́. Их поделки не сверкали, как наши. Поэтому мы победили, – сказала она.
– Ладно. Но они старались. – Он подмигнул мне в зеркале. – Можи, не получится все время побеждать.
Я кивнула и ничего не сказала. Я замечала американский флаг на каждом углу. Я заметила, что на соседской двери висит венок, украшенный белыми, синими и красными цветами. Когда баба́ заглушил мотор, я сказала:
– Баба́, почему иранцы держат американских заложников в Тегеране?
– Ты слушаешь новости? – сказал баба́.
– Меня сегодня в школе спросил мальчик.
– Сложно объяснить. Почему он задал тебе такой вопрос? Вы что, обсуждаете в школе политику? – Он рассмеялся в голос.
Я знала, что, если настою, он начнет расспрашивать о подробностях, а я никогда не умела врать. Мне не хотелось рассказывать баба́ о том, что Майкл сделал с моим Глазом Бога. Об этом слишком больно было думать, и я не хотела сердить баба́. Я боялась, что он может пойти в школу и поговорить с директором. Поэтому я решила держать судьбу Глаза при себе.
В канун Рождества папин двоюродный брат Хуссейн пригласил нас к себе в квартиру на ужин. Он попросил мама́н приготовить по случаю иранское блюдо. Мама́н с радостью согласилась и решила приготовить горме-сабзи, персидское рагу с травами. Она купила лучшую кинзу, петрушку и шнитт-лук на рынке и целый день резала, посыпала специями и жарила травы. Мы с Мар-Мар помогали ей, обрезая стебли и промывая зеленые листья. Аромат зелени навевал воспоминания о кухне Азры. Я скучала по летним дням, когда Азра рассыпала горстки нарезанных трав на белых простынях на укрытом крышей заднем дворе, чтобы высушить их на холодные месяцы. Мама́н сложила ягнятину и фасоль в медленноварку, раскрошила сушеные персидские лаймы, которые привезла из Ирана, и посыпала ими мясо. Затем она добавила жареные травы и оставила мясо тушиться в лаймовом соусе на несколько часов, пока сама приготовила к рагу тарелку шафранового риса басмати.
Несколько гостей пришли в квартиру к Хуссейну раньше нас. Он сам открыл дверь и поприветствовал нас искренней улыбкой на широком лице. Он несколько раз приходил в гости после того, как мы приехали в Соединенные Штаты. Он встал на колени, чтобы обнять Мар-Мар и меня. Он достал из переднего кармана жвачку «Баббл-Ям» со вкусом винограда, дал нам по упаковке и расцеловал в щеки. Лейлу он поприветствовал легким рукопожатием и похвалил кашемировый кардиган, в котором та пришла. Ее карамельные кудри очень привлекательно рассыпались по сиреневому кашемиру.
К моему разочарованию, в квартире не было ни одного ребенка. Ни у кого из друзей Хуссейна не было детей. Мама́н с баба́ занесли укрытые фольгой блюда в открытую кухню, а мы с Мар-Мар поздоровались с гостями и расселись на большом диване. Гости спросили наши имена и в каком мы классе учимся.
Хуссейн освободил место под мамино блюдо на стойке из темного гранита
