жена ему во всем угодила. А настоятель кивернесского храма, между прочим, намекнул мне, что развода ваш муж требовал чуть ли не с угрозами. Не хотелось бы, чтобы такой человек был приближен к принцу. Лучше ему патрулировать редландское побережье.

— То есть, — произнесла я удивленно, — вы отослали Тейга? Он больше не охраняет принца?

— Теперь он охраняет стоящий на побережье весьма богатый храм.

Это было неожиданно – и то, что Фэйднесс, оказывается, на моей стороне, и то, что Тейга сослали, и то, что против него выступил настоятель храма в Кивернессе.

— И это все, Астрид, — добавил Фэйднесс, пользуясь тем, что я молча обдумываю сказанное. — По закону никаких вам больше денег не положено. Удовлетворение вы можете получить лишь моральное. А на вопросы, что я задал, не злитесь – сами ведь просили разобраться.

— Какое уж там злиться… Спасибо вам, каэр Фэйднесс, что разобрались во всем и приехали сказать мне лично.

— Я же дал слово, — просто сказал он. — А теперь проводите к новобрачным? Я бы не отказался выпить с дороги кружку хорошего пива.

Ну что ж, пиво так пиво. Все еще натянутая, как струна, я повела каэра к веселящейся толпе; мне бы уже выдохнуть, ведь тучи рассеялись, и гроза миновала, но я не могла. Не верилось, что насчет меня узнавали, что ко мне приехали… ведь именно ко мне.

Я украдкой взглянула на шедшего рядом мужчину, большого и интересного, и подумала с тоской о том, что у нас с ним могло бы и сложиться что-то, будь я более привлекательной…

***

Как мне показалось, сначала прибытие знатных гостей заставило деревенских оробеть, так что не одна я испугалась, но атмосфера разрядилась, когда гости пришли в дом родителей новобрачных и поздравили жениха и невесту, а Фэйднесс еще и подарок сделал, золота дав.

Неожиданного и щедрого гостя усадили на лучшее место, скоренько мяса поднесли и лучших закусок, которые еще оставались или же были припрятаны для дальнейшего празднования в уже более узком семейном кругу. Поначалу я сидела рядом с мужчинами, и они даже в какой-то мере ухаживали за мной, наполняя мою кружку кларетом или, разрезая мягкое, отменно запекшееся мясо, подавали лучшие куски на «хлебную тарелку». Таким образом знать показала окружающим, что мое положение хоть немного, но выше, чем у них, но это лишь поставило меня в неловкое положение.

К тому же, несмотря на явное расположение ко мне Фэйднесса, я совершенно не знала, о чем с ним говорить. Нет, я не из робких, просто его приезд заставил мои мысли сбиться. А еще – чего уж себе лукавить? – я слегка поплыла, поддавшись очарованию Фэйднесса.

Даже если бы он был простым крестьянином, как большинство людей вокруг, все равно бы выделялся своим богатырским сложением, а его лицо с полными чувственными губами и глазами цвета виски так и притягивает взгляд. И копна темно-каштановых волос лежит на плечах свободно, чуть буйно, как у какого-нибудь варвара… В общем, я смотрела на него постоянно, стараясь при этом оставаться незамеченной.

Желая угодить знатным гостям, в дом вернулись приглашенные артисты, и менестрель завел песню, подыгрывая себе на лютне.

Что-то особое было в том, как затихли все вокруг, как подобрались, чтобы не пропустить ни одного перелива струн, ни одного слова песни. Хотя, если уж начистоту, менестрель явно не из тех, кого приглашают к каэрам – и он сам, и его лютня видали виды, да и исполняемая песня была незатейлива и довольно вульгарна: про то, как некий мужчина влюбился в прекрасную девушку и мучился от страсти, не имея возможности залезть ей под юбку.

Но когда менестрель закончил, его отблагодарили множеством одобрительных выкриков; только жрец, поморщившись, протянул:

— Мне такие песни не по нраву. Астрид, может, ты споешь? Помнится, голосок у тебя серебряный.

— Да, Астрид! — поддержал жреца Дермид. — Я тоже помню, как красиво ты пела нам раньше!

— О, прекрасная дама, уважьте нас, — заинтересовался и менестрель.

— Вы поете? — улыбнулся Фэйднесс. — Тогда спойте нам, Астрид.

— Я давно не пою, голос уже не тот, — проговорила я, испуганная этим резким вниманием, да и еще голова заболела от нахлынувших воспоминаний о том, как когда-то юная Астрид, еще непуганый цветочек, пела вечерами своей бабушке и слугам, а еще, иногда – в деревне по праздникам. Но чем старше становилась девушка, тем сильнее стеснялась, и вскоре уговорить ее запеть стало невозможно. Вассы и вовсе не знали, что их невестка из певчих птичек.

— А мне кажется, голос у вас очень красивый, — сказал Фэйднесс. — Спойте, прошу вас.

Лучше бы на меня потолок упал, чем все это! Я и не подозревала, что могу впасть в оцепенение от простой просьбы спеть песню, да еще и смотрят все так… Сглотнув, я выдавила:

— Голоса правда нет…

— Благородный каэр, — раздался спасительный голос Иннис, и знахарка вышла вперед. — Как знахарка уверяю вас, что госпоже Астрид после недавней простуды еще долго придется пить смягчающие горло отвары. Она не в голосе нынче.

— Да, приболела, — поддакнула ей Лесли.

— Ах, какая печаль! — вздохнул менестрель и тронул струны лютни, которая отозвалась на его движение неправильным, но все равно нежным звучанием.

К счастью, дальше он завел новую песню, и от меня отстали. Изобразив кашель, я извинилась, вышла из-за стола и подалась к выходу из дома, в который набилось слишком много людей. Иннис последовала за мной, и мы вместе вышли во двор, где стало очень холодно, но и восхитительно свежо. И восхитительно малолюдно…

— Спасибо, — вымолвила я.

— Я заметила, что ты сама не своя, — ответила Иннис, тоже с удовольствием вдыхающая холодную свежесть ночи. — Что сказал тебе каэр? Все обошлось, казнить тебя не будут за то, что довела мужа до развода? — улыбнулась она.

— Не будут, — усмехнулась я. — Но ничего больше я не получу. Сама же согласилась взять лишь треть за дом бабушки, и моя подпись стоит на грамоте.

— Ты хотела поскорее освободиться, и ты освободилась. Главное, что плохое кончилось.

Да, все верно – плохое кончилось, и больше мне не нужно переживать о том, что с Тейгом будут проблемы. Нас развели, Тейг далеко, а я в окружении людей, которые мне симпатизируют. Пора уже наконец закрыть ту страницу с разводом