уехать, был проверен и пересчитан, а родне передавали с дилижансом письма, когда будет свадьба. Местные, как правило, читать не умеют, поэтому письма пишет деревенский жрец, и это тоже своего рода маленький ритуал, своеобразное подтверждение помолвки.

Пока местные готовились к гуляниям и предвкушали веселье, я не сидела без дела. Мне было важно отплатить семье лавочника добром, с которым они отнеслись ко мне, поэтому я то помогала Дермиду раскладывать товары в лавке, то его детям с уборкой и прочими делами по дому, и часто вместе с Лесли готовила обед или ужин.

Кстати о еде. В Ренсе нет картошки и помидор, а именно в этой части Редландии еще и пшеница плохо всходит, и с рыбой напряг – морская дорога́ и везти ее далеко от побережья, а речной мало, лишь у барона в пруду есть, что выловить, да только и идет она на его стол. Зато простому люду можно бить мелкую дичь в лесу, а также держать домашнюю птицу, скот, разбивать огороды, и, конечно, брать свою долю в собранном урожае злаков, бобовых, корнеплодов.

За солью, без которой никак не обойтись, деревенские обычно ездят в ближайшие городки и привозят ее в мешках целыми телегами. Лично Дермид иногда привозит еще и немного специй и сухофруктов для семьи.

Из напитков главенствует пиво: кто любит покрепче, кто нежный эль; пьют также сидр, ведь у большинства деревенских в садах растут яблони и груши. А вот вино считается дорогим, особенно красное, но порой к Новогодью барон Даммен отдает в деревню несколько бочонков из своих запасов.

Ни чая, ни кофе здесь не знают, и заваривают в качестве горячего питья ромашку, ячмень и прочее, что полезно и на вкус приятно. Сама вода в деревенском колодце, кстати, хороша – не сравнить с той, что в городах, да и лесные ручьи чисты; тулахчане гордятся своей водой (но все равно вместе нее пиво хлещут, даже когда у них животы болят).

Казалось бы, мне страдать в этих условиях без привычных вредных вкусностей, консервантов и глутамата натрия, а также витаминных комплексов, но я чувствовала себя прекрасно – мясо вполне доступно, углеводы в изобилии, молочка есть, всякие солености и варенья имеются. Что я, не проживу без чипсов или капучино? Не выдержу существования без бананов и мороженого? Измучаюсь, оставшись без суши и «Цезаря»? Да кое-что из этого я и здесь приготовить могу!

Собственно, я и готовила иногда семье лавочника. Им очень понравились мои щи из квашеной капусты (выяснилось, что в Редландии такой суп, в принципе, известен и называется «кислой похлебкой»), сырники и шарлотка, в которых я использовала вместо сахара мед, и они чрезвычайно удивились, что мне нравится есть гречневую кашу, залив ее молоком. Но, признаться честно, все равно поразить воображение местных я вряд ли смогу: они и так готовят вкусно, разнообразно, с фантазией, так что я удивлялась их кулинарному мастерству больше, чем они – моим новшествам. Да один только деревенский жрец столько десертов готовить умеет! И каких – пальчики оближешь!

Похудеешь тут в таких условиях! И все же я старалась: сладкое ела только в утреннее время, и хлеба немного, больше налегала на овощи и старалась много ходить, заставляла себя без конца по лестнице туда-сюда сновать, или сама вызывалась сходить к колодцу за водой.

Еще я швабру «изобрела». Обычно деревенские хозяйки пол не моют, а просто хорошо выметают его веником, смоченным водой и уксусом. Я подошла к Дермиду, нарисовала ему палкой на земле швабру типичной т-конструкции и попросила что-то такое сделать, чтобы можно было мыть пол тряпкой. Дермид хмыкнул, но в тот же вечер с сыном сделали мне швабру, а потом все семейство с любопытством наблюдало за тем, как я полы мою. И быть бы мне с тех пор поломойкой, но Лесли прямо-таки запретила мне полы намывать и передала швабру Нетте.

Еще я задумала ввести в обиход мясорубку, но так как плохо помнила ее конструкцию, то долго пыталась нарисовать на бумаге, которую купила у лавочника, ее части. У меня неизменно получался страшный чертеж, ибо рисовальщица я та еще, мастерица кривых линий. Сын лавочника вот рисовал куда лучше, и, кажется, лучше меня понимал, что там нужно. Мы с ним в итоге с готовых техзаданием пошли к кузнецу – типичному такому кузнецу, здоровенному, бородатому, но с добрыми васильково-синими глазами.

— Мясорубка, — повторила я, когда кузнец уточнил, чего именно я от него хочу. — Вот сюда, — я указала на рисунок, — надо класть куски мяса, потом вот тут крутить, а отсюда будет вылезать фарш.

— Х-м-м…

— Давай попробуем, — обратился к кузнецу воодушевленный сын лавочника. — Ты потом на мясорубке гравировку свою сделаешь, и мы свезем ее на ярмарку. И все к тебе поедут, вызнавать, что за мастер сделал!

— Тогда уж пусть мое имя на гравировке будет, — усмехнулась я, — ведь кто придумал-то, а?

И тут же мне стало стыдно. Не я же швабру на самом деле придумала, и уж тем более не я изобрела мясорубку – я ее и нарисовала-то еле-еле. Я вообще, если уж на то пошло, человек заурядный, ни особым умом, ни волшебными талантами не наделенный. И вот на тебе – другой мир! Хорошо, что обо мне есть, кому позаботиться, потому что…

Я не закончила мысль, отвлеклась – кто-то подъехал к дому кузнеца, и мы обернулись. У забора я увидела мужчину, одетого в неопределенно серо-бурую одежду, видавшую виду, и с растрепанными полуседыми волосами, восседавшего на гнедой лошади.

— Здоро́во, Фарли, — махнул ему рукой кузнец, — готовы твои гвозди. Заходи.

Я встрепенулась. Фарли? Тот самый рэнд Фарли, который купил бабушкину усадьбу? Надо же, как удачно он заехал!

***

Рэнда Фарли мне расписали как безнадежного бирюка, который не сильно озабочен своим внешним видом и манерами; когда он заехал во двор кузнеца, спешился и привязал лошадь к коновязи, я получила возможность увидеть его ближе.

Среднего роста, средней комплекции, среднего возраста – что-то в районе между сорока пятью и пятьюдесятью пятью. Волосы – тусклая смесь русого и седины, а смуглое обветренное лицо красотой не отличается: короткий нос, выпяченная нижняя губа, водянистые глаза. Фарли бросил на меня колючий взгляд, но не отпугнул этим, а лишь еще больше заинтересовал.

Я подалась к нему навстречу, но Грег, сын лавочника, заступил мне путь и головой покачал. Так, момент был упущен, и