— Если в то время, когда я там буду, я смогу найти человека в накидке супермена, я обещаю, что пробегу вместе с ним, держа свои трусы в руках.

— Справедливо, — улыбнулся Брет. Затем он повернулся к толпе, подняв к небу синий пластиковый стакан: — За Леона!

— За Леона! — эхом ответили ему.

— За забавного голого британца!

— За забавного голого британца! — ревела толпа.

Ко мне подошла девушка и обняла меня, а затем поцеловала в щеку. «Удачи тебе, Лео», — сказала она, пока другие юноши и девушки трепали меня за плечи и пожимали руки. Итак, это и есть университетская жизнь, думал я. Похоже, для меня не оказалось слишком поздно наконец узнать, что же это такое.

5. Вера открывает тысячи дверей

Вера — это когда вы верите в такие вещи, признать существование которых здравый смысл не может.

Джордж Ситон

— Что вы сказали? — я не мог поверить собственным ушам.

— Джон Уэйн.

— Это ваше имя?

— Да-с-с-с-эр, — он характерным жестом приподнял свою шляпу. — Назван в честь деда.

Было раннее утро, я все еще не до конца протрезвел и не совсем был уверен в том, что все глупости, происходившие накануне вечером, не привиделись мне во сне. Я действительно сбросил с себя всю одежду и носился голым по улочкам маленького южного городка, а тщедушный супермен бежал за мной следом? Даниэль разбудил меня, сделал мне кашу и кофе, и я собрал свой легкий рюкзак. Я попрощался и, уже думая исключительно о Чарлстоне, отправился к железнодорожному вокзалу. Здесь я и повстречал того таксиста, который ожидал своей очереди на привокзальной площади.

— Прекрасное утро, — сказал я.

— Точно, прекрасное, — ответил он, взглянув на меня поверх газеты, — вы произносите слова так, что точно можно сказать, что Вы не из местных.

— Нет, не из местных. Я англичанин.

— Понятно. Ну и как вам тут? Как Чарлстон вас встретил?

— Не могу жаловаться, — я правда не мог. — Меня зовут Леон.

— Джон Уэйн, — таксист сунул мне морщинистую загорелую руку. — Приятно познакомиться.

— Что вы сказали?

— Джон Уэйн.

— Это ваше имя?

— Да-с-с-с-эр. Назван в честь деда.

— Он случайно не был… — я надеялся, что он поймет мою мысль, и мне не придется озвучивать свой вопрос.

— Знаменитым Уэйном? Не. Но раньше я часто делал вид, что был. Когда-то давно это очень привлекало девушек в колледже!

— Могу себе представить. А нет ли у вас каких-нибудь историй, связанных со столь интересным именем?

— Не, ничего поразительного. Моя жизнь оказалась не такой уж полной сюрпризов, если вы понимаете, о чем я говорю.

Я кивнул. Я хорошо его понимал.

— Самый большой сюрприз, возможно, случился, когда мой сын завел роман со шведской девушкой через Интернет.

— Держу пари, что случилось это не в Шарлотсвилле.

— Вы могли бы выиграть деньги. Хотя этого вообще не случилось. Он познакомился с ней в чате. Вы знаете, что такое чат?

— Слышал об этом.

— Да, и они полюбили друг друга, и сын решил встретиться с ней по-настоящему. Однако оказалось, что она вовсе никакая не шведка. Она из Нью-Йорка. И, разумеется, он тоже не был шведом. Он из Вирджинии, американец до мозга и костей, понимаете. Но никто из них не догадывался об этом, потому что они говорили друг с другом, понимаете, на другом языке…

— Они разговаривали друг с другом на шведском.

— Точно, на шведском. Они оба ожидали, что сейчас встретят кого-нибудь экзотичного и все дела, а затем появляется мой сын, и она понимает, что оба они обычные добрые американцы, которые просто знают шведский язык.

— И как же все уладилось?

— А ничего и не улаживалось. Он уже давно вернулся домой. Женился на девушке из Ричмонда. Что прекрасно меня устраивает. В любом случае Ричмонд ближе, чем Стокгольм.

— Значит, счастливый конец.

— Согласен! Вот фотография их мальца…

Тут объявили посадку на мой поезд, и я пожелал мистеру Джону Уэйну всего хорошего, размышляя о том, как часто с нами шутит жизнь. Иногда нам кажется очевидным, в какую сторону следует идти, но когда мы добираемся до места, то оказывается, что это совсем не то, что мы ожидали увидеть. Я медленно учился работать над собственными ожиданиями от каждого прожитого дня, от каждой встречи и каждого разговора, принимать непредсказуемость жизни как ее веселое преимущество. Кто знает, что произойдет в следующий момент? И кто действительно хочет это знать?

Я сел на дневной поезд, идущий до Чарлстона, штат Вирджиния, где начал думать о всех персонажах, уже повстречавшихся на моем пути. Я называл их персонажами, поскольку именно ими они и были: героями длинного рассказа. По отношению ко мне, главному действующему лицу повести, они являлись героями второстепенными: они появлялись в повествовании и покидали его, вызывая неожиданный поворот сюжета, заставляя меня размышлять или оставаясь в моей памяти. Однако я понимал, что их роль гораздо глубже: они не были просто добавлением к моей истории, они сами были этой историей. Без них не было бы никакого рассказа. Каждый из встреченный мною людей добавлял к моей одиссее частичку себя. Сыгранные ими роли обогащали мое повествование: если бы эти люди не появились в моей жизни, мой рассказ схлопнулся бы в точку и я остался бы в одиночестве, как прежде, не имея ничего, что стоило бы рассказать людям. Но что самое интересное, обратное было верно тоже: я был чьим-то вспомогательным героем в эпическом романе жизни. Каждому встреченному мной человеку я помогал выстроить собственный рассказ. Ребята из студенческого братства помогли мне открыться радости и веселью, однако я тоже оставил им память о себе. Благодаря совместно проведенному времени история их жизни обогатилась. Количество страниц в рассказе жизни каждого из нас увеличивается, когда наши пути пересекаются.

В поезде, следующем из Шарлотсвилля в Чарлстон, мне суждено было вписать немало страниц в свою повесть.

Джин Адамс был стар. Его лицо было покрыто морщинами, он говорил глубоким, скрипучим голосом, а в его глазах сверкали искры, благодаря которым было очевидно, что внутри Джина прячется гораздо более молодой человек.

— Я — заядлый любитель путешествий на поездах, — с гордостью заявил Джин. — Поезд — вот мой любимый способ попасть из пункта А в пункт Б.

Путешествие на поезде, объяснил он, позволяет ему общаться с другими людьми так, как не удается это делать на борту самолета.

— Как вы думаете, почему?

— Все очень просто: самолет летит слишком быстро.

В этом и состояла теория Джина: скорость передвижения обратно пропорциональна возможности общения. Такая, как