еще раздумывал над ее фантастическими историями, бродя бесцельно по историческому центру города. Вскоре стало очевидно, что Шарлотсвилль является тем, чего я меньше всего ожидал от такого сонного городка, а именно — полным жизни студенческим городом. Это место было буквально напичкано студентами, их футболками, хвастливо демонстрирующих принадлежность к институтским сообществам, их рюкзаками, забитыми книгами и, кто его знает, чем еще. Они были везде, каждый из них куда-то направлялся, и незаметно было, чтобы кто-нибудь из них торопился.

Университетская жизнь в действительности никогда мне не подходила, я всегда ощущал себя полностью лишенным способности сосредотачиваться на чем-то, что необходимо для академических успехов. Я провел большую часть своего университетского времени, рассеяно черкая в тетрадях и мечтая о путешествиях по миру. В конце концов я получил диплом вовремя, если память мне не изменяет, однако полностью осознавая, что эти несколько студенческих лет никогда не будут золотым временем моей жизни. Или, по крайней мере, я на это надеялся! Опыт той моей жизни, где были книги, профессора, вечеринки и занятия спортом, был абсолютно тем же опытом изоляции и самоотстраненности от мира, которые, дойдя до своей кульминации, и вытолкали меня в нынешнее странствие. Наблюдая за этими студентами, обсуждающими что-то друг с другом и смеющимися, усердно склонившимися над заданиями в маленьких кафетериях, положив перед собой книги и удобно устроив рядом чашки с кофе, собирающимися группами на углах улиц под тенью раскидистых университетских деревьев, я задавался вопросом, что в своей жизни я упустил. Возможно, думал я, наступило время это выяснить.

Я свернул за угол и оказался на красочной, усаженной деревьями улице, вдоль которой тянулись сверкающие особняки, и на каждом красовались греческие буквы, обозначающие их принадлежность к тому или иному большому сообществу. Местные назвали эту улицу улицей Братств, и это навело меня на мысль, что я нахожусь в идеальном месте для поисков человеческой доброты. В конце концов кто из нас не смотрел комедию «Зверинец»? Музыка! Веселье! Бесплатное пиво!

Время приближалось к обеду, и я был уверен в том, что где-нибудь поблизости обязательно будет барбекю. Я высматривал, не поднимается ли дымок позади одного из особняков, и прислушивался к звукам музыки, доносящихся из-за каждой двери. Я не видел никаких признаков жизни. Возможно, было очень рано. Вчерашние вечеринки, без сомнения, длились до рассвета. Скорее всего, утомленные юные студенты все еще спят.

Я подождал несколько минут, расположившись под старым дубом, однако мой завтрак, поглощенный столь ранним утром, не оставил по себе и следа: настало время выходить на охоту за пропитанием. Как я уже успел узнать, для поиска пристанища никогда не было слишком рано, более того, найти его никогда не было слишком просто. Ближайший ко мне дом служил приютом для студенческого сообщества, чье название начиналось с греческой лямбды, что казалось мне хорошим знаком — хорошим знаком для Логотетиса, конечно. В конце концов я сам был греческого происхождения, и в том, чтобы дать пристанищу живому греку в символически относящемуся к нему доме вдали от дома реального, была своя изюминка, чего смышленые американские студенты не могли бы не заметить.

Я стучал в дверь несколько минут, и наконец мне медленно открыл заспанный парень с растрепанными волосами и без футболки. Я приветствовал его радостно — возможно, слишком радостно — он скривился при звуках моего голоса. Не произнеся ни слова, он захлопнул передо мной дверь.

Неудача меня не сломала. Это ведь были дома студенческих братств! Братств! Братство — взаимопомощь, взаимопонимание, практически семья! Во имя духа братства всего человечества я должен был найти здесь обед, я был в этом уверен. А если мне повезет, то и место, где преклонить голову на ночь. Я постучал в дверь следующего дома.

— О брат, я был бы рад помочь, но у нас, знаешь, эта проблема.

— Какая проблема?

— Ну, знаешь, та драка на улице и все такое.

Я не знал.

— Драка на улице и все такое?

— Ну, знаешь, прошлой ночью. 17 наших арестовано. Налетела полиция, и все дела. В общем, сумасшедший дом.

— Значит, у вас тут много свободных кроватей?

— О нет, все уже вернулись. Ну все, кроме Джона, он до сих пор в больнице. Есть некоторые планы насчет того, чтобы вечером вернуть должок. А поскольку мы все здесь как бы под следствием, понимаешь, это не самый лучший, типа того, момент.

— Конечно, на лучший момент не похоже. Ладно, удачи вам, ну, знаешь, с тем, чтобы вернуть должок, и все такое.

— Да, друг, должно быть классно.

Еще четыре дома, и результат был не лучше. Помятые, заторможенные парни в дверях либо вообще никакого ответа. Я был несколько шокирован: где же легендарное гостеприимство южан и фирменная университетская жажда всего нового? Как долго попавший в сложную ситуацию англичанин может взывать к их доброте? Я начинал чувствовать жалость к самому себе.

Когда снежная лавина жалости к себе начинает накатывать на вас, ее дьявольски трудно остановить. Вскоре я обнаружил, что мои мысли погрузились в полную темноту. Мне представлялось, что весь мир ополчился против меня, и ничего больше мне не поможет. В огромной степени я сам подрывал свою уверенность в себе, я это осознавал, что вовсе не значило, что я мог прекратить вредить себе: я вернулся в свою раковину и отгородился от мира. В моей голове всплывали истории, демонстрирующие принцип: что если что-нибудь плохое может случиться, то это обязательно произойдет. Я смотрел, как высоко поднялось солнце, и представлял себе, что буду спать прямо на улице, хотя часы лишь слегка перевалили за полдень. Это было безнадежно.

Я представлял себя снова в Лондоне: моя квартира ждет меня, в холодильнике полно еды, всегда можно заказать что-нибудь на дом. Еда и кров, и деньги, и все удобства. Хотел ли я именно этого, спрашивал я себя. Да, так жить было легче, но это не было жизнью. Я вспомнил тот вечер в своей квартире, когда Че пронесся по экрану телевизора, и его миссия стала моею.

«Лучше я останусь здесь», — сказал я громко, обращаясь в пустоту. Это было правдой. Я предпочитал остаться здесь. Замкнутый круг жалости к себе был разрушен. Насколько трудной или нет бывает ситуация, в которой вы оказались, из нее всегда найдется выход. У нас всегда есть выбор, даже тогда, когда кажется, что его нет.

Я дошел до конца Улицы Братств и повернулся лицом к импозантному дому.

На этот раз я решил не стучать, гордо направившись прямо к входной двери. Легким шагом