С помощью стамески Аббас приподнял длинную закручивающуюся стружку.

– Если бы падишах услышал, как ты говоришь о его способностях, он мог бы внести некоторые изменения в твои собственные.

Долото заскрипело: з-з-з-з-з, з-з-з-з-з. До конца дня резчики не произнесли ни слова.

Аббас не возражает против тишины, ему больше нравится быть наедине с резьбой, со священностью этого занятия. Нравится то, как дерево являет свой ум, как оно устанавливает и отменяет правила. То, что срез нельзя отменить. Что зернистость может меняться в зависимости от среза. Что ждешь продолжение линии в одну сторону, а она отклоняется. Что у тебя никогда не будет полного контроля.

Ночью, ложась спать, Аббас думает об Аль-Джазари, человеке, который начинал снизу, сыне торговца рисом. В этой детали для Аббаса хранится тайна и смысл, которые приглашают его представить себя на месте великого человека. Конечно, он знает, что он не Аль-Джазари и никогда им не будет. У него нет такой головы, чтобы придумывать гениальные устройства, но в последние мгновения перед тем, как уснуть, он видит в воображении флотилию механических лошадей, идеально собранных и скачущих по полю боя, выпуская пули из своих раздувающихся ноздрей размером с кулак. И вереницу механических танцовщиц, кружащихся в каждый час. Танцовщицы были бы одинаковые, с высокими лбами и широко расставленными глазами, как та, которую он встретил танцующей в садах Типу много лет назад. Он больше не видел ее, но помнит до сих пор. Иногда по ночам он воссоздает ее в мельчайших подробностях, и Деви тоже, и в конце концов пачкает свои простыни.

Неважно, что ему не хватает мастерства, чтобы сделать часы с танцовщицами или боевого коня. Ночью будущее кажется ему безграничным, океанским. Будущее еще только готовится испытать его, заставить принять самое трудное решение в его жизни. Его мозг светится идеями, но он еще не представляет, сколько удачи ему понадобится.

3

Наступает сезон сбора урожая, а вместе с ним приходит и фестиваль Дасара, чествующий победу добра над злом, богини – над демоном-буйволом: их раскрашенные чучела высотой с тиковое дерево встретились в вечном бою.

За ареной, на которой происходит основное действие, в толпе гуляет, спотыкаясь, человек на ходулях. Он одет как англичанин: на голове черная шляпа, на лице белая краска, а огромные черные штаны прикрывают ходули. Он делает вид, будто пьет спиртное из бутылки и вдыхает нюхательный табак из жестянки, время от времени показывая шутовские импровизации. Люди проходят мимо него, чтобы занять место на арене, где разыгрывается настоящая драма: огромные олени бьются рогами; слоны сражаются на задних ногах; борцы бросают друг другу в лицо цветочные гирлянды перед тем, как нанести первый стальной удар; пьяных спотыкающихся ослов отправляют в загон к тигру – небольшая комическая разрядка перед боем тигров, сражением, которое заставляет всех дрожать до тех пор, пока победившего тигра не загонят обратно в клетку, а проигравшему тигру, из пасти которого течет кровь, не раздавят голову слоновьей ногой.

Эти зрелища ничем не отличаются от тех, что проводились на этих аренах последние сто лет. Единственное отличие – Часы со слоном. Высотой в два слона, стоящих друг на друге, они возвышаются посреди своего собственного двора.

Аббас перестал следить за работой Часов. Ему гораздо интереснее зрители: как восторг может преобразить человека, заставить в считанные секунды ускользнуть от реальности, как он может сделать это с целой группой мужчин, женщин и детей, так, что все лица засветятся детской радостью.

Есть один зритель, который больше наблюдает за ним, чем за Часами. Светлокожая девушка, в пучке цветок жасмина. Она смотрит так, будто они знакомы.

Как только Часы со слоном останавливаются, к нему подходят люди с вопросами, хотят узнать, что означает феникс, сколько весит золотой шар. Девушка ждет, пока они не остаются одни, делает шаг вперед и маленький реверанс.

– Вы помните меня? – спрашивает она с полуулыбкой, которую он сразу же узнает.

– Мадемуазель Жанна, – отвечает он. Он отмечает, что ее скулы поднялись, а рост сравнялся с его собственным. – Вы стали выше.

Банальная фраза, но она энергично кивает.

– Я почти такая же высокая, как мой отец.

– Как поживает месье Мартин? Он здесь?

– Нет, он больше не посещает мелы[36] после того, как у него украли парик. – Она говорит это с таким удовольствием, будто это она его украла. – А твоя семья, они приехали?

Он не хочет рассказывать, что у его отца помутился рассудок, а у матери за год поседели волосы.

– Они предпочитают не путешествовать.

Она медленно кивает и тянется к своему пучку, как бы проверяя, цел ли он. На мгновение кажется, что им больше нечего сказать. Самое время расстаться, но оба не хотят.

– Ты не устал объяснять, как это работает? – спрашивает она.

– Как работает что?

– Часы со слоном.

Смутившись, он оглядывается через плечо и начинает подробно описывать всю цепочку реакций и историю Аль-Джазари, все это время стоя в радиусе благоухания ее волос.

Наконец она говорит:

– Ну и вещь ты создал.

– Ну, это Аль-Джазари придумал. Мы с Люсьеном Сахабом просто повторили оригинал.

– Возможно, когда-нибудь ты сделаешь вещь, которую будут повторять через столетия.

Он ничего не отвечает; ее замечание слишком близко к его самым заветным мечтам.

Проходящий мимо мужчина прерывает его, чтобы спросить, когда будет следующий показ. Когда перо писаря встанет на одну линию с хоботом слона, отвечает Аббас. Прежде чем уйти, мужчина кивает и бросает взгляд на Жанну и Аббаса, будто находит что-то неподобающее в них двоих, стоящих наедине.

– Мне нужно найти свою тетю, – говорит Жанна, а затем, поколебавшись, протягивает ему что-то в вытянутой руке. – Это тебе. В обмен на юлу, которую ты мне подарил.

Это сложенный платок из белого хлопка, открыв его, он обнаруживает четыре вышитых цветочка, меньше ногтя.

– Я сама его сшила, – говорит она. – Даже узор.

– Это очень красиво, – говорит он, глядя на нее. К ее шее подкрадывается розоватый цвет. Быстро кивнув и сделав реверанс, она оставляет его.

* * *

Аббас еще не видит Типу Султана на фестивале.

– Ну, – говорит Дю Лез, прогуливаясь по меле с Аббасом, – прошло всего две недели.

(Две недели назад умерла жена Типу Хадиджа Бегум. Из четырех его жен она была третьей любимой. Первая и вторая любимая тоже умерли, и он остался с первой женой, которая не была ни его выбором, ни любимой, но по-прежнему настаивала на том, чтобы ее называли Типу Бегум.)

Дю Лез уводит Аббаса от Часов – по срочному вопросу, по хорошему срочному вопросу, а