class="p1">– Он не адмирал, он пират, – сказал Дю Лез. – Его занесло на эти берега штормом, но, как и полагается адмиралу, он прибыл с единственной целью – ответить на многочисленные просьбы Типу и собрать французскую армию. Легче мертвых поднять из могил!

– Откуда ты все это знаешь, Сахаб? – тихо спросил Аббас, оглянувшись через плечо. Они шли по набережной одни, но, как любит говорить Дю Лез, даже у воздуха есть уши.

– От моих друзей из Французских скал, – Дю Лез сделал паузу. – Насколько я слышал, ничего хорошего из такого публичного союза не выйдет.

Во время празднования Дю Лез держит свое мнение при себе, его лицо выражает невозмутимость и доброжелательность, пока Типу обращается к толпе на французском языке.

Аббас замечает в первых рядах зрителей крепкую фигуру месье Мартина, прикрывающего лицо шляпой. Мартина, который разработал для Типу новый сверлильно-расточный станок для увеличения производства пушек. Мартина, вытеснившего Дю Леза из числа любимых французов Типу. Аббас размышляет, не здесь ли и дочь Мартина, хотя, наверное, нет – на таком-то непрезентабельном мужском сборище.

Рипо выходит вперед и командует посадкой дерева, украшенного лентами. Когда последняя лопата грязи утрамбована поверх корней, ветерок подхватывает трехцветные ленты, заставляя их переливаться и развеваться, будто небеса одобрили.

– Куда ветер дует, – тихо говорит Дю Лез, – туда и Рипо идет.

Рипо поднимает руки к толпе.

– Citoyens![34] – кричит он. – Клянетесь ли вы в ненависти ко всем королям, кроме Типу Султана Победоносного, союзника Французской Республики?

Крики подтверждения из толпы.

– Объявляете ли вы войну всем тиранам и присягаете ли на любовь к своей стране и стране Гражданина Типу?

Еще больше подтверждений.

– Тогда повторяйте за мной: мы, якобинцы, клянемся жить свободно или умереть!

– Мы клянемся жить свободно или умереть!

– Пусть вас услышат в Калькутте, в Мадрасе!

– МЫ КЛЯНЕМСЯ ЖИТЬ СВОБОДНО ИЛИ УМЕРЕТЬ!

Типу пронзает пальцем воздух. Пушки с тигриными головами стреляют и откатываются назад, дымя открытыми челюстями. Наконец ракетчики, одетые в форму с тигриными полосами, встают на колени, чтобы направить ракеты в небо. Ракеты взмывают вверх, дальше, чем любой снаряд, который Аббас видел, наполняя его благоговением и страхом, будто все, что Типу Султан бросает в небо, однажды возвращается обратно.

* * *

Вторая половина дня у Аббаса свободна, и он отправляется домой, чтобы навестить семью. Они принимают его как редкого гостя, смотрят, как он отщипывает кусочки шариков раги и макает их в миску с подливкой из баранины. Он соскучился по своему старому завтраку. Единственное, что сдерживает его аппетит, – это вид отца на шарпае[35] у стены; ноги – как пара корнеплодов пастернака под одеялом.

– Сахра приготовила баранину, – говорит мать. Сахра Бхабхи, жена Джунаида, стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку. Это миниатюрная женщина с большим животом, которая еще не простила Аббаса за то, что во время их второй встречи он спросил, не беременна ли она (нет, не беременна).

– Баранина очень вкусная, – говорит Аббас.

– Амми научила меня, – отрывисто говорит Сахра. – Она дала мне кучу инструкций.

– Считай, что тебе повезло, – отвечает мать. – Некоторые старухи не позволяют своим невесткам и шагу ступить на кухню.

– Не называйте мою мать старухой, – все смотрят на Юсуфа Мухаммеда, который произнес эту фразу с редкой ясностью, хотя его глаза все еще закрыты.

– Я думала, ты спишь, – говорит мать.

– Ты всегда так думаешь, – отвечает он.

Их внимание привлекает шепот у окна, двое соседских детей держатся за решетку.

– Эй, на что вы тут уставились? – игриво говорит мать. – Он вам что, Бахадур Хан?

Аббас рычит на детей. Они с визгом падают и исчезают из вида.

– Аббас – знаменитость, – говорит Сахра. Он никогда не понимает, дразнит его Сахра или нет, и его это слегка раздражает. – Чему тебя сейчас учит французский сахаб?

– Часовым механизмам, – отвечает он.

– До сих пор?

Прежде чем он успевает обидеться, вклинивается мать.

– Аббас, ты не спрашивал о работе писцом? Возможно, тебе придется начать с самого низа в качестве чернильщика, но ты можешь подняться до писца на фарси – их зарплата в три раза выше, чем у писцов на каннада.

Аббас в ярости.

– Я что, должен сказать падишаху, что бросаю свое ученичество – которое он дал мне, – потому что моя мать хочет, чтобы я стал чернильщиком?

– Сомневаюсь, что он заметит, – отвечает мать. – Я слышала, Типу тратит все свое время на ракеты и военные корабли.

– Падишах занят множеством проектов, – говорит Аббас. – Иногда он делает пять дел одновременно.

– Каждый день мы слышим эти ракеты, – произносит отец. Его глаза открываются от снизошедшего на него озарения. – Может быть, это ракета Типу испугала лошадь?

– Нет, это не она, – говорит Аббас.

– Нет, это не она, – торжественно соглашается отец. – Это был тот евнух, который проклял меня.

Аббас поворачивается и смотрит на отца.

– Что? – говорит отец. – Почти наверняка так и есть.

Мать понижает голос до шепота.

– Он все время говорит о каком-то евнухе. Откуда у него эти идеи, я не знаю.

– Евнуху нельзя доверять, – добавляет отец.

– Хватит о евнухах! – говорит мать. – Соседи услышат.

– Аббас знает, о чем я говорю. Расскажи ей, Аббас, расскажи о евнухе, который проклял меня.

Аббас пытается вразумить отца, пытается напомнить ему, что травма была результатом простого невезения. Он тянется, чтобы положить свою руку на руку отца, но тот отталкивает его.

– О, так теперь ты все знаешь? – говорит его отец. – Ты даже не можешь вспомнить проклятого евнуха!

Сахра отступает в кухню.

К удивлению Аббаса, тут вмешивается мать и сильным, умиротворяющим голосом призывает отца не кричать, потому что крик только иссушит его, заставит выпить слишком много воды, что приведет к тому, что ему дадут горшок, а никто не хочет иметь дело с горшком, не так ли? Не так ли? Нет, говорит его отец, никакого горшка. Она протягивает руку и сжимает его укрытые одеялом пальцы ног; Аббас впервые в жизни видит, как она прикасается к нему. Но отец не шевелится и продолжает хмуриться так же решительно, как тогда, когда он нес зонтик с тигриной головой и искал, кому бы рассказать, и никто не мог остановить эти ноги, эту волю.

2

В начале 1797 года один из посланников Типу возвращается из Персии не с армией, а с фолиантом. Это копия «Книги знаний о гениальных механических устройствах», написанной в тринадцатом веке Бади́ аль-Заманом ибн аль-Раззазом аль-Джазари, также известным как Вундеркинд века, также известным как сын торговца рисом и наиболее широко известным как Аль-Джазари.

Дни и ночи Типу проводит с «Книгой знаний», отказываясь