— и пнул человека в лицо.

— Да, невежи! Раньше хоть была надежда — дети вырастят — хоть на Джаханаль отправим, как Сати и Каличаран. А теперь что? Когда она вырастут, какой гуру им второе рождение даст? А ведь мы — брахманы! Это из лука каждый дурак научиться стрелять может, а с Ведами как?

— Так ты говоришь… у Каличарана, твоего соседа — дети на Джаханале?

— Да, а что? Все так делаем! До Революции вашей говенной было так. И мы бы отправили, да вот революция ваша случилась, провались она пропадом… — человек сплюнул, не замечая, что Марчантар уже поднялся и отошел до квестора. Побитько снял папаху и перекрестился. Детей было жалко. Несмышленыши ещё.

— Извините, товарищ квестор за выговор. Вы были правы. Расстрелять предателей.

Широкоплечий офицер шагнул вперёд, громко передёрнул затвор, грохот очередей разнесся по всему подъезду. Хоть бы что дрогнуло у этого ходячего скелета — две очереди, по три патрона.

— Товарищ атаман, дети, вроде, ближе к вам.

— Прости, пан комиссарчук, — ответил казак, поднимаясь и пропускаючи мимо себя квестора: — Не хочу брать грех на душу.

Дети как чуяли что осиротели — залилися рёвом. Квестор, скалясь своим черепом, подошел к колыбельке, и, раскрывши складной приклад, двумя ударами прекратил плач. Как в ступе истолок.

— Значит, у соседа, дети на Джаханале… которого убили… — рассуждал Марчантар. С верху опять был слышен плач детей. Трахен-Махен снова усердствовал в допросе.

— Но они же убиты — заперечил демон-казак комиссару-призраку.

— Да, это много что значить может.

С высоты казачьего росту Побитько видел лысую черепушку Марчантара. Комендант уже был среднего возраста и из породы тех, кто лысеет, а не седеет. Только он не брился наголо, а берёг остатки шевелюры. Там где у нормального казака торчал чуб, у призрака из черепа росли какие-то редкие останки золотистых кудрей. Таким недочубьем на макушке.

— Пан комиссар, резко вы взяли.

— Что? — призрак, поправляя очки, даже не расслышал слов демона.

— Резко говорю, берёте. Ту дивчину вверху вы же добре разговорили. А людей зря…

— Сами виноваты.

— А они могли бы больше рассказать. Порода такая у них людская — всегда вместе держатся. Авось, что-нибудь и сказали интересное про покойников.

— Предательство надо гасить на корню. К тому же, вышло, что я был несправедлив к квестору, который сразу правильно подошел к делу.

«Всё ясно с тобой. Уважение от своих тебе важнее дела».

— Тем ангелом Трахен-Махен занимается. Не моё конечно дело, но кое-что интересное узнал о нем и его тюрьме…

— Почему вы называете его «Трахен-Махен»?

— Смешно звучит по-нашему. В общем, помнишь дивизию перебежчиков?

— Гайцонцев? Их полк, а не дивизия.

— Да, их самых. Один из них поспорил с лояльным до нас начальством — так этот ганд… гадохрав до себя его взял. Сосед его — у которого дети на Джаханале — в дружках у него. Трохи по делу об измене не загремел, та ангел его снова собой прикрыл.

— Такой добренький ангел?

— А мобыть — голова резидентуры?

— Ты что такое говоришь? Был бы у Сената тут резидент…

— Только что от одного из аварийных выходов. Вроде как патруль дезертировал — твои судейские думают. И расписание подделали, и трупы красиво лежат… но…

Призрак, наконец, повернулся к нему.

— Но что?

— Да слишком же красиво. Як специально раскладено.

— И что ты думаешь…

— Шпион. Заслан давно и загодя, на такой случай. Ангел — он ни у кого подозрения не вызовет, для Рая он свой для Дьявола и змеюк — просто интересно будет. Вы же его за то, что он не призрак, на такой работе оставили. Собрал в тюрьме своей всех обиженных. И моего автоматчика безголового тож к себе заманивал.

— Ты же говорил, что он помог ему бежать?

— Та не помогал он. Нашли уже кто. Ты меня сбил с думки, пан комиссар. Ну, ось, машину квесторов вызвал сам ангел. Наверное, как-то провели через тюрьму этих диверсантов. Может там все — и тюремщики, и арестованные — из карателей. Штурм с минулой ночи идёт, не препинается — значит, сигнал быв, ось он и вывел.

— И ты думаешь⁈

— Ложный вызов. Вызвали квестора, порешали группу, забрали машину. Группа, наверное, маленька, сколько там, в машину влазить? Подними бумаги про эту тюрьму и дай мне адрес — я с хлопцами слетаю, пошукаю там, что да как…

— Хорошая идея, кстати…

Они спустились на третий поверх, перед ними открыли двери и сняли печати.

На диво, разгрома почти не было — только пара сломанных стульев, да и те, сдаётся, командой сыскарей, а не ночными гостями.

— Однако, чисто…

Марчантар наклонился и поднял из черной точки на столе белую рисинку, твердую, как камешек.

— Железные демоны.

Побитько огляделся:

— Та они тут чинно посидели, — он показал на следы от донышек чашек на полировке стола. Хозяева бы такое себе не позволили.

— Раз… — задумчиво считал комиссар: — Два, три, четыре… пять и шесть там.

— Немного, — заметил казак: — Что в комнатах?

Левая была пуста — хозяина не было дома, но вскрыта и осмотрена. Туда даже не стали заглядывать. Центральная была разгромлена. Побитько с уважением осмотрел искалеченную дверь, выбитую, скорее всего с одного удара. Силища неимоверная, он надеялся, что это была какая-то людская машина, а не живой хлопец. Если есть такая детина, что может две стальных двери с одного удара заломати — несладко придётся тому, кто будет его вязать. Демон торопливо перекрестился.

Квартира была перевернута вверх дном — множество растоптанных мелочей на полу, разрубленные дверные косяки, разваленный на две половинки стол.

— Гайцонская сабля, опять, — показал демон не зазубрины на порогах.

— Та же что на станции?

— Нет, поуже. Может та же, но с меньшей силой били. А вот это укол, тут точно не сабля.

— Начальник тюрьмы, говорили, хороший фехтовальщик.

— Значит бился. Непохоже, что всерьёз.

— Непохоже?

— Крови же нема. Для забавы билися, — Побитько заглянул в нужник, втянул широкими ноздрями воздух: — Ракшасом пахнет.

— Железные демоны, теперь ещё и ракшасы.

— И ангел… — вздохнул демон-казак. На столешнице была ещё какая-то странная отметина, назначения которой атаман не понял. В правой комнате разгрома не было, однако дверь