честно.

— Я обкакался… — неожиданно признался один из мальчуганов.

— Прямо сейчас? — испугалась его мама.

— Нет, ночью. В ванной! Ты меня ругала.

— Да ты котёночек. Да, вот видите — ребёнка даже до усрачки напугали.

— После того как вы заперлись в ванной, вы что-то слышали?

— Да. Ну, всё по-честному: так сидеть-то в холодной ванной в обнимку тоже страшно. Когда вот младший воздух испортил, мы, честно, и вылезли, штаны ему застирала, так и страх прошел. Слышим — утихло что-то. Под дверями шурх-шурх, кто-то прошел, честно. Мы, честно, товарищ комиссар, света не включали, честно, светомаскировки не нарушали! Я даже стиралась-то, честно, под самой тоненькой струйкой, штанишки младшего в ванной висят, честно, можете посмотреть!

— Это излишне.

— Да, товарищ комиссар! Потом пошел патруль, мы побоялись шуметь.

— Почему? В вашем доме что-то происходит, а вы…

— Ну, во-первых, под окном стоит машина квестуры — значит всё в порядке. А в-третьих… ну по-честному, а если и правда, бандиты? Мы крикнем — а что они с детьми сделают?

— И вы не просигналили патрулю, находясь в опасности? Вы о своих детях подумали?

— Честно? Вот именно о детях и подумала! Вы честно не понимаете, совсем, товарищ комиссар?

Побитько почесал наползающую на глаз бровь и осуждающе посмотрел на Марчантара. Призрак что-то знатно давил на свою единокровку.

— Я понимаю, что вы струсили, и не поверили, что наши патрульные смогут справиться с какими-то бандитами.

— Зря ты так, — вздохнул казак. Ему-то было как раз понятно. Бедная дивчина.

— Что зря? Из-за этой одной трусихи сегодня ночью взлетел на воздух целый вокзал, а вы говорите что зря?

— Да… та ни, пан комиссар, моя хата с краю, конечно, але, зря вы так.

— А что тот взрыв ночью — это был вокзал? — спросила женщина: — Наш? Казалось — далеко…

— Не ваш, дальний. Слава богу, никто не пострадал, — поспешил успокоить её демон.

— По вашей вине, гражданка. Если бы вы подали сигнал патрулю…

— Да как бы я подала? Видеофона у нас нет — отключили после вашей революции, как на деньги перешли, на третьем этаже неизвестно кто, в окно прыгать, что ли?

— Да.

— Уж простите, товарищ комиссар, но мы честное слово — как-то без крыльев родились.

— Крикнули бы. Вам бы пришли на помощь.

— Как?

— У патруля есть оружие.

— Я видела трупы и демона. Патруль снаружи, они внутри. Я кричу — патруль бежит к дому — бандиты бегут ко мне. Патруль успел бы забраться на пятый этаж?

— Ну, права ведь она, пан комиссар.

— Не мешайте допросу, атаман.

— Ну, вот мы и сидели тихо. А то, что, потом что-то взорвали… ну мне детей сберечь важнее, чем всю вашу революцию, вот честно, товарищ триб… комиссар, простите.

Бывший трибун поправил очки.

— Герр Махт, продолжайте допрос, пожалуйста, — обратился он к лыцарю: — Постарайтесь узнать максимум подробностей, особенно численность и вооружение ночных гостей. А мы с вами, товарищ атаман, пойдём, посмотрим, что можно узнать у второй семьи…

Уходя, Побитько проверил — писарем остался призрак из марчантаровых, а не послушник Трахен-Махена. Ну, эти хоть грех на душу лыцарю не дадут взять.

В другой квартире, похоже, допрос проходил более агрессивно:

— Отвечай, джаханальская сволочь! — орал чей-то бас, и вразу — удар чего-то вологого со свистом и женский всхлип:

— Да скажи им всё милый, пожалуйста…

Услышавшие все это, Побитько и Марчантар буквально бегом ворвались с лестницы в следующую квартиру.

Смуглая женщина людей, раздетая до пояса, с длинными волосами замест одежд, висела подвешенная за руки на гаке от люстры, а допрос проводил призрак Марчантара. Другой человек — связанный и избитый мужчина, валялся тут же, на ворсистом дорогом ковре, истоптанном чоботами легионеров.

— Отставить, товарищ…

— Квестор Квадратеш! — отдал честь кулачищем по груди кат: — Мне было доложено, что задержанные отказались дать показания вашему следователю, поэтому сразу приступил к фрустрации!

— Идиот, — сказал Марчантар, проходя мимо и освобождая бабу своими руками. Потом склонился над мужчиной.

— Пан Комиссар, может быть, стоило призраков допрашивать призраками, а людей — людьми? — спросил казак, сидаючи на хозяйской постели. Дети — два карапуза, тоже были вязаны, только простыней. Доставши шашку, казак самым кончиком освободил их, и, подхватив широкими лапищами, бережно перенёс в детскую кроватку:

— Наломали дров, не успев придти.

— Но товарищ комиссар, мне же было доложено…

— Они не ответили, тому шо наш Трахен-Махен не балакает по-человечески. А ты вразу за плётку взялся.

— «Не баляка…» что вы сказали?

— Не говорит он по-ихонному. Где ты таких дурней ищешь?

— Квестор — выборная должность. Они, скорее всего его сами и выбирали.

— Так точно, выбран жителями этого квартала!

— Як голова, значит. Ну, ось теперь тебя не выберут… Закурити можна? — спросил казак, доставая трубку: — Не отравитесь?

— Курите, тут все под изоляцией. Мы приносим вам извинения, граждане. Произошло недоразумение.

— Какое ещё недоразумение! Нас избили, а мою жену чуть не изнасиловали!

— Так ведь не изнасиловали же!

Курящий Побитько смотрел в окно и изображал композицию «моя хата с краю». Если этот мужик примет извинения за раздетую и отхлестанную нагайкой жену — он перестанет уважать людей. Нехай даже триста раз сделаны «по образу и подобию божьему».

— А что могли и так? Революционеры безбожные! Правильно, что по вашу душу товарищ драгонарий пришел! Да чтоб вы сдохли со своими порядками! Какая крепость была — гордость всей Республики! За год все развалили!

— Да как ты смеешь говорить, пораженец! — процедил сквозь зубы комендант: — Да наша крепость сражается на переднем краю гражданской войны!

— Да кому нужна ваша гражданская война! Придумали деньги — от них уже никакого толка. Если раньше за трудодень можно было день и прожить, то сейчас что толку от ваших бумажек⁈

— Хочешь вкалывать на Республику, за трудодни? Предатель!

— Да тогда хоть надежда была! А сейчас что… — он беспомощно обвел взглядом обстановку когда-то богатой комнаты. Даже неопытный в людских делах Побитько подмечал, что на стене пятна от висевших когда-то картин и любимых людьми электронных игрушек. Да и в книжном шкафу богато книг недоставало. Но пан комиссар уразумел всё по-своему:

— Предатель!