Шрифт:
Закладка:
Она хочет принять Причастие в конце мая и готовится к этому каждый день, каждый миг. В общем, да будет благословен Господь Бог!» (П.10 мая 1877 г.).
И эта дочь, — после смерти матери — невзирая на повторявшийся неуспех, сможет наконец реализовать свое очень личное призвание. Она станет монахиней ордена Посещения и умрет в глубокой старости, почитаемая святой за ее смирение, кротость, уравновешенность, приобретенные за долгие годы посвящения себя Богу и ближнему, следуя во всем примеру и учению «маленькой Терезы», ее младшей сестры.
К заботам о воспитании, заполнявшим ум и сердце Зели, прибавлялись тревоги особенно беспокойного времени. То были годы разгрома при Седане и падения Второй Империи: французские солдаты возвращались с поражением, а прусские войска с черными флагами и с черепами на шлемах, сея ужас, проходили по улицам Алансона. Отнимали жилье, скот, всевозможное имущество. Семья Мартэн должна была разместить у себя в доме девять пруссаков. Невозможно было найти ни мяса, ни молока. «Все в городе плачут, — писала Зели, — все, кроме меня».
Ее торговля также знала взлеты и падения, критические периоды, которые заставляли опасаться худшего:
«Сколько труда ради этого проклятого алансонского кружева, которое переполняет чашу моих несчастий! Я зарабатываю какие-то гроши, это так, но Боже мой, как дорого мне это стоит!.. Это стоит мне жизни, так как я думаю, что сокращаю мои дни; и если Гсоподь не сохранит меня особенным образом, то я чувствую, что не протяну долго…» (П.23 декабря 1866 г.).
«Когда я начала мою торговлю алансонскими кружевами, я даже заболела от беспокойства. Сейчас я более разумна, меньше терзаю себя и смиряюсь со всеми неприятными неувязками, которые со мной приключаются или которые могли бы случиться. Я говорю себе: "Это Господь хочет, чтобы было так", — и не думаю больше об этом» (П.14 февраля 1868 г.).
«Моя торговля идет плохо, прямо-таки очень плохо, хуже некуда. Я действительно думаю, что мое царство близится к закату, хотя это и против моей воли, так как я хотела бы работать до конца для моих детей. У нас их уже пятеро, не считая тех, что могут родиться; так что я не теряю надежды иметь еще троих или четверых!» (П. май 1868 г.).
Дочери часто слышали от нее эти утверждения: «Господь дал мне благодать не пугаться, я спокойна». «Бог — добрый Отец, который никогда не дает своим детям бремя тяжелее того, что они могут вынести».
Ей удалось своим неутомимым трудом собрать порядочное состояние, но она не любила богатство.
Она говорила: «Мной не движет стремление обогатиться, я имею больше, чем могу желать. Но мне казалось бы безумием оставить эту работу, особенно когда я думаю, что у меня пять девочек, которых надо пристроить. Для них надо довести дело до конца… Если бы я была одна и должна была вновь начать выносить все то, что я выстрадала с двадцати четырех лет до нынешнего дня, я предпочла бы умереть с голоду, ибо при одной только мысли обо всем этом у меня мороз идет по коже» (П.6 февраля 1876 г.).
Ей было уже больше сорока лет, и она была больна. Луи уже было пятьдесят. И вот предстоит еще одно рождение. Конечно, не было недостатка в тревогах как за мать, так и за дитя, которое должно было появиться на свет. Предпоследняя девочка прожила всего несколько месяцев.
Она писала: «Я безумно люблю детей, я рождена, чтобы иметь их, но скоро пора уже будет не производить их больше на свет. Мне исполнится сорок один год двадцать третьего числа этого месяца, а это возраст, когда начинают становиться бабушками!» (П.15 декабря 1872 г.).
Но — прежде всякого беспокойства — сколь глубока была радость и желание принять этого ребенка, делается ясным из этого странного признания, которое она сделала золовке несколько дней спустя после рождения Терезы, — той, что впоследствии станет Святой из Лизье: «Когда я носила ее во чреве, я заметила одну вещь, которая никогда со мной не случалась из-за других моих детей: когда я пела, она пела вместе со мной… Я рассказываю это тебе, потому что никто другой не смог бы мне поверить» (16 января 1873 г.).
Не много лет Зели удалось посвятить этой последней дочке, так как она смогла сопровождать ее в жизни только первые четыре года. Тереза, несмотря на это, приводила в своей «Автобиографии» самые нежные и многозначительные воспоминания, которые мать запечатлела в своей переписке.
Когда девочке нет еще и трех лет, ее мать весело рассказывает: «Это дитя — необыкновенный чертенок; она подходит приласкаться ко мне, желая мне смерти: «О, как бы я хотела, чтобы ты умерла, мама!». Ее ругают, а она говорит: «Но это для того, чтобы ты попала на Небо, ты всегда говоришь, что надо умереть, чтобы попасть туда!». И таким же образом в своих порывах любви она желает смерти отцу» (П.5 декабря 1875 г.).
Несколько месяцев спустя она опять рассказывает: «Маленькая Тереза… всегда прелестна, и она говорила мне сегодня утром, что хочет попасть на Небо и что для этого она будет хорошей, как ангелочек» (П.12 марта 1876 г.).
Некоторые так называемые психоаналитики обрушились на это «желание смерти», высказанное Терезой, воображая смутные и мрачные конфликты между матерью, помешанной на работе, болезни и мыслях о потустороннем мире, и девочкой, полной желания жить.
Дело в том, что некоторые «эксперты» уверены, что «желание смерти» и «желание Неба» — это одно и то же, поскольку небо считается бесполезной фантазией; и они не в состоянии вообразить, что христианская мать действительно может рассказывать детям о рае и вечной жизни так, что все это может выглядеть приятным и желанным.
Даже Лютер — который, как известно, был печальным человеком — сказал однажды, держа на руках своего ребенка: «У детей такие светлые мысли о Боге оттого, что они уверены, что Он — на Небе и что Он — их Бог».
В четыре года мысль о небе еще обычна, но уже связана с проблемой спасения, добра и зла, риска. Опять рассказывает мать:
«Как-то Тереза спрашивает у меня, попадет ли она на небо. Я говорю ей: да, если она будет очень хорошей; она отвечает: "Да, но а если бы я была не очень хорошей, то я бы попала в ад… но я знаю,
