— Я далжон далажить вам, госп… то есть гражданин падпалковник, что мяне зовут Кротька. А вот этат, — показал он на Горбунина, — не Клящунов. — Пленный заморгал белесыми ресницами и испуганно переводил большие круглые глаза то на Крутова, то на Горбунина.

Было заметно, как Горбунин весь сразу напрягся, сжал кулаки, взгляд его вдруг сделался жестким, кожа на скулах натянулась до красноты, и весь вид его был полон решимости одним движением раздавить этого тщедушного человека.

— Это нам уже известно, что не Клещунов, — произнес Крутов. — Известно.

— Вот, вот… — затараторил Кротька. — Это правильна, эта капитан Крутав, Вадим Федорович. Вот… Правильна…

— Что правильно? Какой Крутов? Что ты тут путаешь? — строго, но не скрывая страшного удивления, спросил Крутов.

Воспользовавшись минутным замешательством, Горбунин рывком подался вперед и изо всей силы пнул кованым сапогом тщедушного Кротьку в живот, и тот, истошно закричав, отпрянул назад, споткнулся о чью-то ногу и грохнулся навзничь, ударившись головой о сухую землю. Горбунина схватили, отвели руки за спину, и начальник конвоя, выхватив откуда-то новенькие немецкие наручники, проворно и ловко защелкнул их на его руках. Кротька лежал с посиневшими губами и широко открытыми застывшими, будто мертвыми, глазами. Кто-то расстегнул ему ворот гимнастерки, приложил к губам фляжку с водой, и тот не сразу, вначале механически, сделал два-три глотка, и вскоре медленно, испуганно заморгал глазами. Когда он окончательно пришел в себя, то со страхом огляделся вокруг. Ему помогли подняться, и он, увидев, что Горбунин больше ему не опасен, снова торопливо заговорил.

— Мяне-та ничего ня будя. Дадуть от силы десять лет, а тябе, капитан Крутав, будет вот что. — И Кротька сделал выразительный жест: крутнул костлявым длинным и грязным пальцем вокруг своей шеи.

— Ты что путаешь? Как его фамилия? Откуда тебе это известно? — с волнением в голосе спросил Крутов власовца.

— Яго фамилия Крутав. Капитан Крутав, Вадим Федорович. Я был писарем в штабе, моя фамилия Кротька, — повторил он с таким выражением, будто эта фамилия сама по себе должна о чем-то говорить. — Яго все боялись как огня. Это Крутав. И там, — пленный показал на колонну, — яще два офицера, которые удушили троих и мяне хотели удушить, а я это знал и лег ближе к часовому.

Все это пленный выпалил залпом, боясь, видимо, как бы его не перебили.

Крутова ошеломило это сообщение. Что-то было неправдоподобно дикое во всем том, что он только что услышал и увидел. Он почему-то верил, что Кротька говорил правду, но ему не хотелось в это верить. Он растерялся, побледнел и молча смотрел на своих людей, будто хотел разобраться, не сон ли это, не померещилось ли все это ему. И люди были взволнованы, они тоже ничего не понимали.

— Это правда? — спросил он наконец у Горбунина. Тот молчал, не поднимая опущенной головы. — Отвечай! Что молчишь?

Горбунин и на этот раз ответил не сразу.

— И правда и неправда. Нашли, кого слушать, — пробурчал он.

— Что значит правда и неправда? Отвечай, как следует!

— Ты же мне сам отдал тогда свое удостоверение, у которого отлетела фотокарточка, когда ты переплывал реку. Оно было еще на имя старшего лейтенанта, а ты просил обменять его в штабе. Вот этот документ и остался у меня, а свои я потерял до этого. По этому удостоверению они и записали мне твою фамилию. Об этом я уже потом догадался, когда пришел в себя.

Крутов вспомнил, что он действительно отдавал ему свое удостоверение и просил Горбунина заменить его в штабе на новое, с указанием капитанского звания.

— Почему же ты фамилию не исправил потом?

— Собирался бежать, и на этом, думал, все и кончится.

Горбунин исподлобья посмотрел на Крутова, словно хотел убедиться, верит он этому или не верит.

Но Крутов не верил ему. Он сердцем чувствовал, что все это ложь, выдумка, чтобы и здесь спасти свою шкуру, как-то выкрутиться, и не сомневался больше, что перед ним стоит человек, который страшнее открытого врага. Привели еще двух пленных, на которых показал Кротька, и надели на них наручники и всех развели, чтобы они не могли разговаривать друг с другом.

Крутов спросил у начальника конвоя, где находится лагерь и кому он подчинен. Тот ответил, что лагерь в распоряжении горотдела НКВД. Перед тем, как сесть в машину, к Крутову подвели Кротьку, по его просьбе, для «особого сообщения», и тот, оглядываясь по сторонам, полушепотом сообщил, что он во время бегства власовцев спрятал в городе, в подполье одного дома, сундучок с личными делами офицеров.

В горотделе Крутов рассказал уже немолодому майору о своей неожиданной встрече с Горбуниным, не забыв сообщить, что тот действовал под его именем. Майор заглянул в какую-то папку и сказал, что капитан Крутов действительно разыскивается. Он тут же отдал необходимые распоряжения и на крытой машине уехали за Горбуниным, Кротькой и другими власовскими офицерами.

— Вы не расстраивайтесь, товарищ подполковник, — успокаивал Крутова майор, когда они остались вдвоем.

— Как же это можно… Я все эти годы воевал, а подлец ходил с моим именем и творил гнусные дела. Ведь если бы я случайно не узнал его, могли бы и меня, чего доброго, арестовать.

Майор рассмеялся.

— Никак не могли бы. Никак. Мы давно уже знали о нем. Что теперь скрывать, это был очень дерзкий и жестокий враг. Он много пролил крови нашей. Нелегко, но все равно поймали бы мы его.

Привезли офицеров. Молодой лейтенант, забрав Кротьку, поехал за «сундучком». И действительно вскоре привезли дорожный канцелярский портфель, в самом деле похожий на чемодан и набитый различными анкетами, учетными листами, заполненными бланками. Тут же стоял и Кротька, который охотно и торопливо отвечал на вопросы майора. Глаза его еще больше округлились, покраснели, и он походил на общипанного болотного куличка. Когда его стали отводить, он, возбужденный и довольный происшедшим, крутил головой и выкрикивал:

— А мяне што, ну, от силы дадут пять лет. — Это он уже сам себе скостил срок наполовину по сравнению с тем, какой он назвал при первой встрече с Крутовым. — А тем шакалам… — и Кротька опять провел грязным указательным пальцем левой руки вдоль тонкой длинной шеи. Его увели.

— Вот видите, как все получается: Кротька оказался не таким уж простаком, каким он выглядит. Он знал, чем можно спасти себе жизнь. Теперь они будут топить друг друга.

Крутов подошел к окну и увидел во дворе свою машину, около которой стояли лейтенант и шофер, о чем-то тихо разговаривали. Заметив в окне Крутова, лейтенант