Шрифт:
Закладка:
Ко мне подходит официант в белоснежном переднике, красивый этой обжигающей красотой восточных мужчин: с прямым и твёрдым, как ятаган его предков, носом, миндалевидными глазами с густыми ресницами и высокими хищными скулами. Его улыбка словно мягким ластиком смягчает слишком твёрдые черты лица.
– Закажете что-нибудь сразу? – и мне так и хочется ответить, что я бы сразу заказала его! Он кладёт передо мной меню: – Что-то из напитков?
– Да, я буду кофе по-венски и один из ваших десертов.
– Вы можете выбрать десерты прямо на витрине, – приглашает он меня. Я слишком быстро встаю и оказываюсь очень близко к нему, буквально в нескольких сантиметрах от его таких восхитительных губ. Замешкавшись от неловкости одну секунду, я подхожу к витрине, где рядами стоят обольстительные муссовые десерты, так непохожие на традиционные турецкие сладости. Я выбираю лимонно-черничное пирожное, которое парень мне приносит с тонкой серебряной вилочкой, на которой я замечаю монограмму этого кафе “CA, since 1895”.
– Что означает название вашей кофейни? – спрашиваю я официанта, отправляя в рот жёлтое воздушное облако десерта.
– Джем и Анна, имена его основателей.
– Как интересно, не знала, что Анна – турецкое имя, – замечаю я, запивая черничную лесную терпкость мягким молочным кофе.
– Вы правы: Анна, жена владельца, была из Австрии, – показывает мне мужчина на семейный портрет в центре стены. На нём запечатлена изысканно-красивая пара: точёный брюнет с бархатным взглядом и тонкая блондинка, чем-то напоминающая Диану Крюгер. – Они познакомились в Вене, и Анна уехала за ним в Стамбул, где решила открыть кофейню, чтобы помнить о своей родине.
– Такая сказочная история любви! – искренне восхищаюсь я. – А как звали её мужа?
– Это мой прапрадедушка, Джем, – отвечает мой официант. – Меня назвали в его честь, – и протягивает мне свою визитку.
– Какое сладкое имя! – восклицаю я. А про себя думаю: «О Боже, какой же сладкий ты!»
Попрощавшись с Джемом и его семейной кондитерской, я оправляюсь туда, куда отправляются рано или поздно все туристы в Стамбуле – во дворец Топкапы. Я иду по знойным каменным улицам, впитывая всё тепло мира, которого мне так не хватает в Москве, и размышляю о людях, которые влюбляются, женятся, уезжают на другой конец света, чтобы рожать детей, внуков и печь сказочные воздушные пирожные, за которыми путешественники приезжают из других стран. Я засовываю руку в карман джинсовых шорт, где тонким прямоугольником с семейной монограммой лежит самая сладкая визитка в мире.
Тут у меня звонит телефон, и я с ужасом вижу, что на связи мой директор Артём. Я беру трубку, ожидая, что этот день сейчас будет испорчен до конца моей жизни.
– Маша, привет! – подозрительно приветливым, хоть и гнусавым от болезни голосом орёт в трубку мой шеф. – Ты молодец, я в тебе не сомневался!
– Ты о чём? – ошарашенно спрашиваю я, пытаясь припомнить свои последние проекты.
– Как это о чём? Я получил ответ от французов!
– Так быстро? – удивляюсь я.
– Конечно! Они сказали, что были так впечатлены нашим подходом и харизмой, что решили больше не рассматривать другие варианты! Сейчас… где-то здесь… в письме, – бормочет он сосредоточенно в трубку. – А, вот, нашёл! Пишут: “tres énergique… approche non banale…” – лопочет он на французском. – Одним словом, очень небанальный подход! Не знаю, что ты им там предложила, но они под впечатлением.
– Я так рада! – ору я в трубку, и от меня испуганно шарахается примостившаяся было у моих ног очередная стамбульская кошка. – Обсудим всё в Москве, у меня шикарная идея, поправляйся! – вешаю я трубку и на выросших за одно мгновение на моих сандалиях крыльях несусь в самый роскошный музей Стамбула.
На подходе к кассе на солнцепёке стоят редкие фигурки, пытающиеся соблюдать социальную дистанцию, и я пристраиваюсь в полутора метрах от впереди стоящей парочки. Очередь двигается достаточно быстро, я погружена, как в сладко-сахарное апельсиновое желе, в свои мысли о предстоящем проекте, как слышу сзади себя знакомый голос с дурацким акцентом:
– O, Мадам Соболева, я вас узнал по вашему платку!
– Мадмуазель, – машинально поправляю я, оборачиваясь, и вижу Жан-Пьера Бруно, уже успевшего переодеться в темно-синие шорты до колен и белое поло. Я даже не знаю, как мне лучше поступить: пригласить его присоединиться ко мне или, вежливо кивнув, и дальше продолжать соблюдать деловую социальную дистанцию, как он сам подходит ко мне и жмёт руку. Я смотрю в его глаза и мысленно бешусь от того, что не понимаю, на самом ли деле он высокомерно надо мной насмехается, или у него всё время такое выражение лица.
– Не думала, что топ-менеджеры ходят по музеям, – замечаю я, раз уж он сам первым решил составить мне компанию.
– Отчего же, я вполне обычный человек, такой же, как и вы, мне всегда интересно узнавать что-то новое, – просто отвечает он мне, и теперь я понимаю, что он говорит это всё без какой-либо задней мысли, хотя его губы продолжают жить сами по себе своей насмешливой жизнью.
– Ну тогда позвольте мне пригласить вас, как будущего клиента FYA, – и не успевает он даже возразить, как я оплачиваю в кассе сразу же два полных билета. – Я хочу вам кое-что показать. Мне уже звонил наш директор Артём Грач и сообщил, что вы решили работать с нами, – объясняю я Жан-Пьеру. – Я очень рада. Зовите меня, кстати, просто Мари, – и мы вместе входим во Врата Приветствия.
Мы бродим по выставке драгоценностей султана, от которых у меня перехватывает дыхание: вот она пышная восточная роскошь, за которой всегда гнались и русские правители, и не могу сказать, что она мне не нравится. Рубины, изумруды, бриллианты и топазы поражают своими размерами и количествами, и я ощущаю себе Али-Бабой, запертым в волшебной пещере. Но я пришла сюда не за этим и приглашаю Жан-Пьера продолжить наш путь.
Мы проходим с ним все эти великолепные, как гигантские резные шкатулки, покои, пока я не подвожу его к самой главной, на мой взгляд, половине – к гарему султана. Пройдя сквозь
