в Софии большое возбуждение. Наиболее влиятельные оппозиционные партии (демократы, народники, радикалы) высказались открыто за присоединение Болгарии к Антанте; к тому же склонялись и «русофобские» круги, один из представителей которых, бывший помощник главнокомандующего в войне 1913 г. Савов, формулировал болгарские условия, сводившиеся к тому, что Россия гарантирует Болгарии: 1) «Македонию, согласно договора 1912 г. и границу Мидия — Энос, 2) безопасность тыла со стороны Румынии, 3) безопасность черноморских берегов и 4) свободу командования над болгарскими войсками» (телеграмма Савинского Сазонову от 1 ноября /19 октября).

«Воспользовавшись последним свиданием с Маджаровым, который сам заговорил о возможности совместного с нами выступления», Сазонов, уже осведомленный Савинским о настроении в Софии, высказался в том смысле, что «содействие Болгарии нам в войне с Турцией обеспечивает ей наше согласие (но не гарантию?) на приобретение Фракии по линию Энос — Мидия; содействие нам же на австрийском фронте в районе действий сербских войск обеспечило бы Болгарии в случае победоносной войны компенсации на базе договора 1912 г.», а к сведению Савинского добавил к этому, что «безопасность болгарского побережья могла бы быть достигнута разрешением нашему флоту пользоваться Бургасом, как базой для действий против Турции» (телеграмма Сазонова от 4 ноября ⁄ 22 октября)[117].

Пробный шар, пущенный болгарским правительством, таким образом, не возымел успеха. Готовность Болгарии — добросовестная в одних кругах, фиктивная в других, наиболее в данный момент ответственных, — выступить плечом к плечу с Россией против Турции при условии гарантирования Болгарии компенсаций не столько за счет Турции, сколько за счет Сербии, столкнулась со стремлением России использовать болгар на более важном для нее с военной точки зрения, чем турецкий, австрийском фронте, а сверх того, несомненно, с ее нежеланием допустить удар всех болгарских сил на Турцию, то есть на район не только Адрианополя, но и Константинополя, который в России так же мало желали отдать в руки болгар, как позднее в руки греков[118]. О вожделениях болгарского правительства в этом вопросе несколько позднее открыто заявил первый болгарский посланник в Соединенных Штатах Америки Панаретов. «Вопрос о Константинополе, — говорил он, согласно донесению от 14/1 декабря 1914 г. русского посла в Вашингтоне, бывшего до того весьма неудачным посланником России в Софии, Бахметева, — весьма трудный. Болгарии он (Константинополь) не нужен, так как в нем может держаться только великая держава, и если бы Болгария этого и желала и вся Европа согласилась, то Россия не дозволила бы этого ни нам, ни Греции. Россия сама хочет взять Константинополь, но вместе с тем „немыслимо“[119], чтобы Англия и Франция согласились на это, так что единственное разрешение, ежели он будет отнят у турок, — сделать его свободным городом под европейским контролем», то есть произвести ту же операцию «интернационализации» Константинополя, о которой, как о наилучшем для нее исходе, мечтала и Греция.

Не стоило бы говорить об упрощенной на первый взгляд редакции вопроса о привлечении к участию в войне Болгарии путем открытого подкупа видных ее государственных деятелей, о которой сообщил Извольский Сазонову телеграммой от 7 января 1915 г. ⁄

25 декабря 1914 г., если бы не то обстоятельство, что эта мысль, исходившая из «финансовых кругов», «хорошо знакомых с положением дел в Болгарии», была пущена в обращение вскоре после выступления Ллойд Джорджа за сербо-балканскую операцию союзников и если бы она не характеризовала с большой яркостью отношение финансового капитала, а вместе с тем и государственных людей Антанты к вопросу о покупке пушечного мяса на европейском или ином государственном рынке (см., кроме упомянутой телеграммы Извольского, ответную «сочувственную» телеграмму Сазонова Извольскому 9 января ⁄ 27 декабря, телеграмма Извольского Сазонову от 15/2 января 1915 г., Бенкендорфа (Барка) Сазонову от 8 февраля ⁄

26 января, телеграмму Барка Сазонову от 14/1 февраля, телеграмму Сазонова Извольскому от 23/10 февраля, телеграмму Извольского Сазонову от 24/11 февраля).

Новые переговоры держав с Сербией и Грецией об уступках Болгарии, сопутствовавшие этому «прожекту» и вызванные к жизни, как и он, предложением Ллойд Джорджа о сербской операции, снова окончились безрезультатно. Стоит лишь отметить усиленное внимание к ним Италии, также все еще колебавшейся между нейтралитетом и присоединением к Антанте и подстрекавшей, во имя своих собственных видов на превращение Адриатического моря в итальянское mare clausum, Болгарию против Сербии. Об этом свидетельствует, например, дышащий большой наивностью рассказ болгарского посланника в Петрограде Маджарова о беседе с ним итальянского посла Карлотти 13 февраля /31 января 1915 г. Говоря об опасениях Италии, вызванных возможным «значительным усилением Сербии на Адриатическом море», Карлотти лукаво заявил, что итальянцы «желали бы, чтобы мы (болгары) и там выступили соперниками Сербии» и что, «ради соблюдения равновесия на Адриатическом море, Италия готова содействовать Болгарии приблизиться к нему». Весьма характерно, что и такой несомненный «русофил», как Маджаров, хотя и, видимо, несколько озадаченный этой перспективой, все же, со своей стороны, «поддержал мысль, что в интересах Италии способствовать созданию Великой Болгарии» (вплоть до Адриатического моря и во всяком случае в ущерб сербам), разумеется, именно потому, что «только при этом условии можно сохранить экономическое и политическое равновесие на Балканском полуострове». Менее откровенен был Карлотта в вопросе о Константинополе и Проливах, зато итальянский премьер Соннино несколько позднее мог его порадовать телеграммой итальянского посланника в Софии (2 марта /17 февраля) о том, что там «действия у Дарданелл произвели глубокое впечатление, так как затрагивают жизненные интересы Болгарии и решение восточного вопроса». 3 марта ⁄ 18 февраля, во время решающего момента переговоров Англии и прочих держав Антанты с Грецией, уже приведших к категорическому протесту Сазонова против греческого десанта на Галлиполийском полуострове, Венизелос сообщил Эллиоту со слов греческого посланника в Софии, что «Радославов защищал перед ним мысль о сближении Болгарии с Грецией и Румынией против русской опасности на почве вопроса о Константинополе и Проливах» (см. телеграмму Демидова Сазонову 3 марта /18 февраля).

Успешный до 18/5 марта ход дарданелльской операции, несомненно, произвел в балканских столицах немалое впечатление[120]. Однако в Лондоне лучше, чем где-либо, знали, насколько мало обеспечен ее исход без поддержки сухопутной армии. Этим объясняется усиленный интерес, проявленный там к Болгарии, в связи с намечавшимся — вследствие несогласия России — провалом надежд на греческий десант. Особенно характерна в этом отношении трехчасовая беседа Ллойд Джорджа с болгарским посланником Хаджемишевым, о которой последний сообщал Радославову шифрованной телеграммой от 4 марта ⁄ 19 февраля, ставшей вслед за тем достоянием и русского Министерства иностранных дел.

Говоря с напускной уверенностью о громадных силах — «даже 500 тысяч солдат», — которые Тройственное согласие «через шесть