орал Грабовский, махая кнутом перед очаровательным личиком своей обожаемой жены. Крики сопровождались русскими ругательствами, которые Грабовский успел неплохо освоить.

В отличие от красоты умственными способностями пани Ядвига не отличалась. Поэтому объяснить столь существенную нестыковку в своих оправданиях не могла. А тут ещё площадная ругань… Ядвига разрыдалась.

Но унижение не прошло бесследно. И утром, собрав все свои многочисленные вещи и наряды, демонстративно, не попрощавшись, укатила в Варшаву, а потом в Париж.

Грабовский остался один. Сильно переживал. Но вскоре грянула война, и это градоначальника города Полоцка графа Грабовского стало отвлекать от мрачных мыслей. Пришедшие французы ему доверяли, а поэтому новый особняк «монплезир», выстроенный для сбежавшей графини, он любезно предоставил Удино – маршалу доблестной французской армии, который сразу же разместил здесь вой штаб. О пристрое, лестнице и слуховом окошечке граф Грабовский постепенно забыл.

Но конюх Гнат помнил.

* * *

Поручик Игнатий Козинкевич мечтал о военной карьере. Выходец из семьи мелкопоместных дворян, сирота, воспитанный суровым дядей – братом отца, Козинкевич неплохо начал службу, отличившись в войне со Швецией, имел награды и повышение в чине, став поручиком. Да вот незадача, уже после войны, неудачно упав с лошади, повредил правую ногу. Хромота стала перечёркивать все его планы. Отставка? Он был в отчаянии. И тут, неизвестно каким образом, он попал в поле зрения полковника Закревского, который пригласил его для собеседования в свой кабинет при Военном министерстве. Закревский пояснил, что травма ноги и хромота ещё не повод оставлять службу и кроме поддержания боеспособности кавалерийских полков у командования русской армии есть другие задачи, например, разведка. Козинкевич был приятно удивлён и, как человек, не мыслящий себя вне армии, согласился стать работником Особенной канцелярии.

На следующий день он уже слушал наставления другого полковника – Мещерина, который был правой рукой Закревского и лично готовил агентов для нелегальной работы.

Козинкевичу пришлось отрастить бороду и длинные волосы, в результате чего он, тридцатилетний мужчина, стал выглядеть заметно старше. Для сбора информации Мещерин направил его, говорившего по-польски и неплохо, как большинство русских офицеров, знавшего французский, в небольшой белорусский город Полоцк, который в случае вторжения французов лежал на пути на восток.

Как только началась война, Мещерин, находясь в рядах 1-й Западной армии, проверил перед её отступлением свою агентуру в белорусских городах, в том числе и в Полоцке. Тайно встретился и с Козинкевичем. Разговор был долгим. Мещерин знал, что Козинкевич устроился конюхом к самому Грабовскому, который в случае сдачи города, скорее всего, будет сотрудничать с командованием французов. А поэтому возлагал на Козинкевича большие надежды.

– Вы поняли вашу задачу? Быть по возможности рядом с Грабовским, – сказал Мещерин, прощаясь, и посмотрел испытывающе на поручика; тот утвердительно кивнул. – К вам на связь придёт человек.

Мещерин назвал пароли, обратив внимание на то, что человек, который придёт на связь, обязательно помимо пароля должен произнести фразу: «От полковника Мещерина». На этом они и расстались.

Эх, если бы наперёд знать, что в малом особняке графа Грабовского разместится штаб корпуса Удино…

* * *

С приходом французов рынок в Полоцке заметно опустел. Продовольствие и фураж забирали военные, взамен отдавая крестьянам какие-то непонятные квитанции-расписки. В результате крестьяне перестали появляться на рынке: какой смысл торговать – всё равно отберут. Но кое-что на рынке всё же можно было купить: подковы, сбруи для лошадей, различные старые вещи, посуду, одежду и обувь не первой свежести. И ещё: по приказу Удино на территории рынка создали магазин, в котором продовольствие и фураж отпускались не для военных, а для различных городских служб, включая больницу, пекарню и пожарную часть, – жизнь в городе приходилось хоть немного поддерживать. Отпуск из магазина всего необходимого французы, естественно, контролировали. Этим занимался некий капитан Трезор, один из помощников полковника Конти – главного интенданта корпуса. Конечно, подворовывал, но Конти, целиком занятый реквизированием ценностей, смотрел на это сквозь пальцы.

Служба градоначальника не была исключением. Поэтому в такой, как говорят ныне, спецмагазин регулярно наведывался конюх Гнат за кормом для лошадей своего барина графа Сигизмунда Грабовского.

…Слегка прихрамывая, Гнат шёл знакомой дорогой. Собственно, в этом городе у него была одна дорога: от дома Грабовского до рынка. Шёл не торопясь, быстро ходить не позволяла нога. Местных жителей на улице почти не было, всё больше французы: солдаты, офицеры. Поэтому Гнат ничуть не удивился, когда его, медленно бредущего, стал нагонять французский капитан. Удивительным было другое: поравнявшись, капитан не стал его обгонять, а замедлил ход и пошёл рядом.

Не понимая, зачем, Гнат остановился. Остановился и капитан. Но самое большое удивление ждало Гната в следующую минуту, когда офицер, слегка повернувшись к нему, тихо произнёс:

– Нева…

Гнат был в замешательстве: человека, посланного на связь с ним, он никак не ожидал увидеть в форме офицера вражеской армии.

– Неман, – также тихо ответил он.

– От полковника Мещерина, – донеслось в ответ; и чуть позже. – Идите спокойно, не оглядываясь. Я буду идти за вами.

Они прошли несколько метров, когда офицер заговорил:

– Нам нужно срочно и серьёзно поговорить. Но не здесь. – Ярцев назвал адрес дома, где решил квартировать. – Можешь зайти через полчаса?

– Могу.

– Сторожа дома зовут Еремей. Это старый пьяница, которого кроме чарки горькой, ничего в жизни не интересует. И всё-таки, если спросит, кого надо, скажешь: «капитана Донадони». А это я и есть.

* * *

Через полчаса они встретились в доме Еремея. Гнат докладывал обстановку в городе и вокруг, а Донадони-Ярцев молча слушал. Большого впечатления услышанное на него не произвело: то, что французы готовятся и ждут со дня на день приказа Наполеона выступить в направлении Петербурга, он узнал вчера вечером от Витковского. Но как только Гнат поведал о сарае и возможности подглядывать и подслушивать, Ярцев переменился в лице и даже привстал:

– Не может быть!

– Хотите сами убедиться? – с оттенком гордости спросил Гнат.

– Это каким же образом?

– Сегодня Грабовского не будет, утром отбыл в Вильно. Я впущу вас во двор под видом… скажем, под видом ветеринара. У меня же лошади, конюшня.

Ярцев задумался:

– А что, неплохая мысль. Вот только где я