Когда Радзевич ушёл, хозяин кабинета пояснил, что ему дают информацию ещё два агента: Ярослав и Фёдор, которые вращаются в местах скопления французов, в том числе и среди тех, дивизии которых размещены за городом. Про своих домашних Витковский пояснил, что его сестра Магда, являющаяся к тому же хозяйкой дома, и дочь Кристина французов не любят. Особенно дочь, которая едва не стала жертвой насилия со стороны не то испанцев, не то хорватов, воюющих под французскими знамёнами. Ещё в дом приходит прибираться пожилая служанка Ганна, а её муж, садовник, следит за садом и двором.

– А что за двуколка стоит у ворот? – поинтересовался Ярцев.

– Мне, человеку, который заведует больницей и больничной избой и совершает частые выезды, положен свой экипаж.

– Кем положен?

– Управленческим советом города. Да и при старой власти уездное начальство меня не обижало.

– Понятно… А больничную избу часто посещаете?

– Не часто, местные крестьяне побаиваются всего, что связано с медициной.

– В таком случае я привёз вам троих «больных».

На лице Витковского появилось удивление:

– Простите, не понял?

– Это трое казаков, что сопровождали меня.

И Ярцев поведал историю «нападения» на карету интенданта корпуса.

– Что ж, весьма занятно, – улыбнулся Витковский. – Значит, вы теперь…

– …помощник главного жулика корпуса Удино, которого зовут Чезаре Конти. Запомните это имя, возможно, пригодится.

На этом их первая встреча закончилась. Предстояло выяснить совсем немного: где Донадони-Ярцеву квартировать. Дом доктора Витковского, естественно, исключался. После небольшого раздумья Витковский предложил Ярцеву квартировать в соседнем доме, где ранее жила семья купца Ухова, покинувшая город с отступающей русской армией. Следить за домом было поручено слуге Еремею, который только и делал что пил, ел да спал.

– Благодарю, нам очень удобно жить по соседству, – заметил Ярцев.

Витковский проводил его до соседнего дома. На стук из дверей ворот вышел бородатый мужик и с недоверием глянул на французского офицера. Витковский пояснил, в чём суть их прихода, а Еремей, увидев в руке Ярцева предназначенные за квартиру два наполеондора, сразу повеселел и сделался закадычным приятелем своего постояльца.

Доктор Витковский не поведал Ярцеву только об одном агенте. Не поведал, потому что не знал. А Ярцев, выполняя задание Мещерина, знал. Это был наиболее законспирированный агент, которого готовил на случай войны начальник Особенной канцелярии Закревский.

…Граф Сигизмунд Грабовский считался богатым человеком не только в Полоцке, но и во всей Витебской губернии. Но главным своим богатством Грабовский считал не золото, не драгоценности, не собственное имение, к которому были приписаны почти 200 душ крепостных. Главным своим богатством 50-летний граф считал свою молодую жену Ядвигу, которую безумно любил. От первой жены, умершей пять лет назад, детей не было, и Грабовский очень хотел, чтобы Ядвига подарила ему наследника.

Он выполнял все её капризы: они путешествовали по Европе, ездили на воды; он не противился её увлечениям живописью и театром, для посещения которого они выезжали в Варшаву. Ядвига происходила из знатного рода самих Понятовских, и это графа тяготило. Он временами чувствовал появившееся её высокомерие по отношению к нему. Но… продолжал исполнять всё, что она пожелает.

Однажды они посетили Петербург. Любовались его величием, дворцами. Но на Ядвигу произвели впечатление не только дворцы и особняки, но и Монплезир, в котором царь Пётр когда-то принимал самых близких ему людей. Ядвиге захотелось иметь нечто похожее, и это было верхом её капризов. Вскоре под руководством выписанного из Италии архитектора рядом с особняком Грабовского возник другой, тоже двухэтажный, но поменьше. Там пани Ядвига могла принимать художников, поэтов, музыкантов, которые нет-нет, да и проезжали через провинциальный Полоцк.

Но граф Грабовский был не только безумно влюблён в свою жену. Он был ещё и безумно ревнив и подозрителен. А потому к тыльной стороне нового особняка – «монплезира», выходящей во двор, распорядился соорудить пристрой в виде высокого сарая. В сарае стали хранить всякую рухлядь, но сам сарай был, по задумке графа, построен не для этого. В сарае была установлена лестница, по которой, можно было подняться и очутиться рядом с небольшим вентиляционным окошечком, выходящим в комнату, где графиня Ядвига Грабовская принимала гостей. Благодаря такой хитрости граф всегда был осведомлён, чем и с кем занимается его молодая жена.

Среди слуг Грабовского должностей не существовало, зато каждый знал своё дело. Например, конюх Гнат отвечал за конюшню, лошадей и выезд графа и был главным смотрителем двора. Гнат отличался наблюдательностью и любопытством, а поэтому заинтересовался, с чего бы это сам Грабовский часто наведывается в сарай. Однажды, когда граф уехал по делам в Минск, Гнат отважился удовлетворить своё любопытство. Открыть простой замок не составило труда. Гнат осторожно вошёл в сарай и, увидев приставленную к стене лестницу, понял, что именно в ней состоит секрет пристроенного сарая, как и в смотровом окошечке, которое он обнаружил, поднявшись по лестнице.

Он осторожно заглянул в окошечко, через которое была видна почти половина комнаты, – и отпрянул… На диване лежала графиня Ядвига с мужчиной. Оба были абсолютно голые. Невдалеке от дивана стоял мольберт; на небольшом столике лежали кисти, краски, стояла также бутылка вина, два бокала и ваза с фруктами. Слышимость оказалась хорошая, и Гнат мог ясно разобрать их весёлые голоса. Заманчиво было наблюдать за ними и дальше, но Гнат понимал: Грабовский может вернуться раньше времени.

Так и случилось. Как и все ревнивцы, граф вернулся на день раньше. Гнат из ворот конюшни наблюдал, как Грабовский, войдя во двор, первым делом подошёл к пристрою, открыл замок, вошёл. А дальше…

Когда Грабовский выскочил из сарая, лицо его выражало безумие! Он подбежал к конюшне, выхватил кнут и, размахивая им, выскочил на улицу, чтобы вбежать в «монплезир» своей возлюбленной уже с главного входа.

Вскоре тихую полоцкую улицу огласил неистовый крик. Полуголый заезжий художник бежал, куда глаза глядят, безуспешно спасаясь от ударов кнутом ревнивого мужа.

Когда тяжело дышащий граф вернулся в дом, Ядвига сделала попытку возмутиться экзекуцией, оправдываясь тем, что художник мсье такой-то писал её портрет обнажённой – ну что в этом особенного… Это ещё больше разозлило графа:

– Если ты голая, так почему же он тоже голый?! – побагровев