Вместе с жалостью появился и слабейший лучик надежды. Если Совет так поступил с Ксавье, возможно, его магия была наподобие моей. Возможно, я не одна такая.

– Ваша сила стала дикой, как у меня? – спросила я. – Они ограничили ее, чтобы контролировать?

Ксавье судорожно кивнул, темные волосы свесились ему на глаза.

– Да. Моя магия… создавала мне много проблем.

Значит, он и впрямь был таким же, как я. Ксавье, могущественный, невероятно одаренный, получивший официальный допуск маг, тоже обладал дикой силой.

Если бы он только сказал об этом раньше, то облегчил бы мне страдания, разделив их. Возможно, ему было слишком стыдно об этом говорить. «Что я за Морвин, если магию свою не контролирую?» – спросил бы он себя.

– Очень жаль, что Совет подверг вас таким испытаниям, – тихо проговорила я.

– Пустяки, – отмахнулся Ксавье.

– Нет, не пустяки. Я знаю, каково иметь непокорную магию. Это ужасно. Страшно. Унизительно. – Я схватилась за прилавок. Мои силы и без того внушали мне страх. Если каждая попытка заклинания станет вызывать упадок сил, какой, видимо, испытывает Ксавье, я не сомневалась, что попросту испугаюсь колдовать. – Думаю, у вас есть все основания расстраиваться.

На губах у него появилась слабая полуулыбка.

– Спасибо, мисс Лукас. Вы очень добры.

Потом он вскрикнул и отвернулся от меня. Старушка в заношенном оранжевом платке робко улыбалась и тянула его за рукав.

– Ой, простите, молодой человек, – начала она. – Я тут волшебника ищу.

Засмеявшись, Ксавье прижал руку к сердцу:

– Волшебник – это я. Заходите, мы с моей ученицей поможем вам.

9

В нашу маленькую палатку посетители заходили даже чаще, чем в лавку.

Старик горячо поблагодарил меня за снадобье от ревматизма, которое я ему дала. Женщина купила противовоспалительное средство и с теплотой вспомнила, как мать Ксавье помогала ей рожать дочь.

Казалось, у каждого посетителя имелась история о чудесах, которые творили Морвины. Стоя рядом с Ксавье, я позволила себе представить мир, где сама буду помогать столь многим людям. Где буду смотреть исцеленным в глаза и пожимать им руки.

Собрав коробку с целебными мазями для издерганной семьи из пяти человек, я стояла у входа в палатку и наблюдала, как глава семьи толкает деревянную тележку с покупками. Три его дочери скакали рядом, смеялись и пели во все горло. Они напоминали мне сестер Ксавье. Оглянувшись, я увидела боль в его глазах и поняла, что он думает о том же.

– Все эти разговоры о великой семье Морвинов, – начала я, снова войдя в палатку. – Вам не кажется, что вы живете в ее тени?

Ссутулившись, Ксавье склонился над прилавком.

– Я… я горжусь тем, что Морвин. Обожаю слушать о том, как они помогают людям, только не думаю, что сам когда-нибудь… – Ксавье осекся и покачал головой. – Неважно.

– Мне вы можете сказать. – Я прошла по травяному полу к прилавку и встала перед Ксавье. – Меня в душевном смятении вы видели не раз. Я дразниться не буду, обещаю.

Не встречаясь со мной взглядом, Ксавье провел по волосам неестественно белыми пальцами.

– Я очень по ним скучаю. Правда. Но… наша разлука – это тоже хорошо.

У меня сердце упало.

– В том старом письме вы упоминаете своего отца. Насколько я понимаю, ваши отношения с ним почти не изменились?

Когда Ксавье взглянул на меня, круги у него под глазами показались еще темнее.

– Это он придумал меня изолировать. Сказал, что мне нельзя ни на что отвлекаться, пока я выполняю задание Совета. – Ксавье невесело засмеялся. – Интересно, как бы он отреагировал, узнав, что я взял ученицу?

Я ощетинилась:

– Мы уже знаем, как.

У Ксавье сузились зрачки.

– Разрази меня гром! Простите, я не имел в виду… Дело не в вас, Клара. Моему отцу никто не нравится. Ему и я не нравлюсь.

Из уст любого другого человека я такого заявления не приняла бы. Но знала темперамент его отца. И знала, каково иметь родителя, который не хотел твоего появления.

– Извините, – проговорила я. – Жаль, что меня не было рядом все эти годы.

– И мне жаль.

Между нами повисла тишина, тяжелая и грустная. Думать о времени, которое мы могли бы провести вместе, было почти так же больно, как если бы что-то между нами умерло. Мы словно скорбели по жизни, которую могли прожить вдвоем.

Зато оказались вместе сейчас.

Я улыбнулась Ксавье:

– Вы назвали меня Кларой.

Наши взгляды встретились. Вопреки секретам, смущению, вспышкам, в глазах у Ксавье таилось столько нежности. Они всегда были очень добрыми.

– Вы не против? – спросил он.

– Нет.

Ксавье кивнул:

– Наверное, это делает нас друзьями.

Я засмеялась так громко, что он подскочил.

– Мы только сейчас друзьями стали?

– Я только хотел сказать, что мы больше, чем наставник и ученица. Ну, то есть… не больше. Точнее, я… – Ксавье осекся посреди путаной фразы. Щеки его становились розовее и розовее, и у меня затрепетало сердце. – Пойду принесу нам что-нибудь поесть. Вместе. Если вы не против.

– Звучит здорово. – Я похлопала рукой по прилавку. – Пригляжу за палаткой, пока вас нет.

– Хорошо.

– Хорошо.

Продолжая краснеть, Ксавье снял пиджак с вешалки. Буквально на секунду он задержался у входа в палатку.

– Кстати, я ничуть не жалею о том, что стал вашим учителем. – Ксавье улыбнулся мне. – Отец ошибался насчет вас. Вы прекрасная ведьма.

Не успела я ответить, как он бросился вон из палатки.

Я стояла за прилавком, а счастье светилось во мне, точно тлеющие угольки в золе. Парень, которого я знала, проявлялся все больше. И магия меня слушалась. В нас обоих теперь ожила надежда.

Сегодня я помогла множеству посетителей – и ни одного инцидента. Палатка осталась невредимой: ничто не сломалось и не сгорело. Завтра я собиралась домой, чтобы исцелить отца. Моя магия была сильна, но я – сильнее.

Подняв голову, я увидела, как в палатку входит мужчина.

Он молча оглядел полку со снадобьями, прочел надпись на одном ярлыке, потом – на другом.

– Сэр, чем я могу вам помочь?

Двигаясь медленно, мужчина отставил пузырек и подошел к прилавку. Плечи его были ссутулены, а глаза… под глазами залегли тени, как у Ксавье. От такого сравнения у меня закололо сердце.

– Я… я слышал, есть снадобья, которые помогают от… – мужчина потупился и договорил еще тише и вкрадчивее: – От меланхолии.

Тотчас вспомнился учебник, которым я пользовалась у одного из наставников, – «Искусство современного целительства». В самом конце имелось небольшое, на два параграфа, дополнение под заголовком «Сердечные проблемы», а в нем – несколько терминов, которые я выучила на случай, если меня спросят о таком на экзамене.

«Меланхолия проявляется в усталости, – говорилось в учебнике, – в нетипичном отсутствии интереса к жизни, нечеткости мышления, онемении духа и долгих периодах грусти».

Но мои учителя и наставники такие темы никогда не затрагивали. «Сердечные проблемы – это не наше поприще», – заявлял Совет.

Поэтому снадобья вроде «эйфории» считались вне закона.

Поэтому снадобья вроде «эйфории» были так востребованы.

Я нервно сглотнула:

– Сэр, лекарства от меланхолии нет. Мне очень жаль…

Мужчина осторожно достал из кошелька несколько золотых монет и положил на прилавок.

– Пожалуйста, мэм! Я слышал, такие снадобья существуют. Этого… этого достаточно? Позднее я мог бы заплатить вам еще.

Мадам Бен Аммар просила меня держаться начеку. Сообщать ей о таких снадобьях. Неужели «эйфорию» распространяют здесь? Неужели ею торгуют поблизости?

– Вы «эйфорию» ищете? – спросила я мужчину.

Он аж глаза вытаращил:

– Да. У вас она есть?

Руки задрожали, и я спрятала их под прилавок.

– Это снадобье запрещено. – Магия зашептала мне на ухо ее имя, и волосы на затылке встали дыбом, словно кто-то подкрался сзади. – От кого вы о нем слышали?

Мужчина сгреб деньги обратно в кошелек. Взгляд у него стал мрачным и безрадостным.

– Неважно.

В палатку вошел Ксавье, держа в одной руке два маленьких бумажных пакета. Вероятно, он увидел тревогу на моем лице,