памяти, усердно молился, с верой принял Тело и Кровь Христовы. Выходя от него, о. Василий Прилежаев был в слезах и говорил всем, что никогда не встречал в юноше такой прочувствованной веры. Молитвы цесаревича, его исповедь явили его христианскую душу.

Пока больной причащался, в смежной гостиной Императрица, ее младшие сыновья и дочь, лица свиты усердно молились. Пятилетний Павел Александрович громко повторял детским своим голоском: «Господи, помилуй Никсу! Господи, помилуй!» (Татищев С.С., 1996). В этой комнате Императрица безвыходно проводила дни и ночи всей скорбной недели. Она не раздевалась и не ложилась, днем не принимала пищи, ночь проводила без сна и постоянно подходила к приотворенной двери спальни, чтобы прислушаться к словам умиравшего сына. Входила она к нему только раз в день и оставалась по нескольку минут, как того настоятельно требовали врачи под предлогом, что присутствие ее может взволновать больного. Цесаревич говорил ей грустным ослабевшим голосом: «Мамочка, что ты так редко у меня бываешь?».

Ответ Государя на телеграмму пришел поздно вечером, полный скорби и отчаяния. Император извещал, что срочно выезжает, безостановочно проследует в Ниццу через Берлин и Париж, везя с собой Великих Князей Владимира и Алексея, лейб-медиков Кареля и знаменитого Пирогова. На другой день приехала в Ниццу из Флоренции Великая Княгиня Мария Николаевна. Ее поразило удаление врачами матери от умиравшего сына. Старшая дочь Николая I, унаследовавшая характер и энергию отца, строго заметила лейб-акушеру Гартману, бывшему некогда ее врачом, все неприличие и нелепость такого распоряжения. С этой минуты Императрицу стали чаще впускать в комнату больного и дозволили ей дольше оставаться у него. Она стала прозрачна от отчаяния, бледности, худобы и двигалась как тень.

6 апреля прибыли Великий князь Александр Александрович и лейб-медик Здекауер. Врач тотчас приступил к освидетельствованию больного. Цесаревич передал ему подробный отчет о ходе своей болезни. Всех изумила его память, ясность и точность изложения. После тщательного осмотра Здекауер объявил Императрице, что болезнь, которой страдает наследник – воспаление спинного мозга, что у него поврежден позвоночный столб. Здекауер потребовал, чтобы немедленно были вызваны в Ниццу доктора Оппольцер из Вены и Пирогов из Петербурга. Из ниццких врачей он удержал докторов Циммермана и Рерберга, остальных отпустил; лечение не изменилось: больному продолжали ставить шпанские мушки к затылку и давать каломель внутрь.

В день и час, назначенные для приезда Александра II, все русские, проживавшие в Ницце, собрались на площади у вокзала. В поезде с Императором была и нареченная невеста Великого Князя, датская принцесса Дагмар; Государь встретился и познакомился с ней в Дижоне. Ехала она не на радостное свидание, а на предсмертное прощание с умиравшим женихом. Мария Александровна заранее полюбила новую дочь. В мечтах и заботах о будущем она уже сливала в своей душе эти два нежных образа, две участи. Разразившаяся жизненная гроза сокрушила надежды матери.

В субботу 10 апреля в два часа дня царский поезд прибыл в Ниццу. Среди встречавших мгновенно водворилась глубочайшая тишина. Во главе их стояли Великие Князья Александр, Сергей, Павел и Великая Княжна Мария. Императрицы не было. Она не имела силы оторваться от возлюбленного сына. Император стоял у окна вагона бледный, взволнованный. При выходе на площадь ему подали записку от жены. Вслед за ним вышла принцесса Дагмар, молодое грустное лицо которой выражало неподдельное горе. Датскую королеву с дочерью и сыном увезла к себе Великая Княгиня Мария Николаевна. Государь проехал на виллу Бермон. Свидание супругов произошло в нижнем этаже резиденции, куда спустилась Государыня, с глазу на глаз. Какие чувства волновали душу несчастных родителей, можно только угадать. Государь все еще был у Императрицы, когда приехавшие с ним Карель и Пирогов начали консилиум с докторами Здекауером, Гартманом, Шестовым и двумя ниццкими врачами. Николай Иванович потребовал журнал болезни, но его не оказалось. Лечившие цесаревича медики и не думали вести его. Они все еще отстаивали свой прежний взгляд на болезнь, и долго не умолкали их споры с собратьями по медицине.

В воскресенье в пятом часу утра доктор Гартман доложил Императрице, что конец приближается. Настала минута прощания. В комнату умирающего родители вошли вместе, но Государь остался за ширмами, а Мария Александровна подошла к кровати, на которой лежал больной. Цесаревич был в сознании. Взяв руку матери, он стал нежно целовать ее, палец за пальцем, как привык делать это с детства. «Прощай, прощай, душка мамочка, – сказал он, – мне тебя жаль, – и с грустью добавил, – Бедная Ма! Что ты будешь делать без твоего Никсы?» (Татищев С.С., 2003). Не выдержав, Государь вышел из-за ширмы, опустился на колени перед страдальцем сыном. Наследник заключил отца в объятия. Вслед за Их Величествами вошли в комнату братья и сестра цесаревича… Врачи констатировали смерть 12 апреля в 0 часов 50 минут.

В этот же день тело цесаревича было вскрыто и забальзамировано. Исследование производилось Пироговым, а «Здекауер под диктовку Опольцера составил описание всего оказавшегося при вскрытии, т. е. протокол, который был подписан тремя врачами и гр. А.В. Адлербергом, присутствовавшем при вскрытии. Оказалось, между прочим, как и предполагали медицинские авторитеты, что одновременно с воспалением оболочки спинного и головного мозга, происшедшим от нарыва в спинных мускулах и коснувшихся позвоночного столба, вся мозговая оболочка была воспалена, железы отчасти чрезмерно увеличены, отчасти перешли в нагноение. В головном мозгу и в легких найдены туберкулы, застарелые и свежие; на внутренней поверхности черепа соски костяные, и некоторые из них углублялись в головной мозг. Вскрытие тела обнаружило не только туберкулезный менингит, но и внутренний нарыв в спинной кости, который был коренным источником болезни» (Зимин И.В., 2001).

Поскольку в опубликованных к настоящему времени материалах и документах содержатся противоречащие друг другу суждения о причине смерти, считаю необходимым процитировать изученный мною подлинник «Протокола вскрытия тела в Бозе почившего Государя Наследника Цесаревича» (РГИА. Ф. 472. Оп. 31 (128/965). Д. 27; 1865 г.). Из Заключения (лист 6): «…для верной оценки болезни… необходимо установить последовательность главнейших изменений, оказавшихся при вскрытии, и указать на связь окончательного воспаления мозговых оболочек с предшествующими явлениями. Как в левом легком, кроме свежих просовидных бугорков, нашлись в верхней доле остатки старых увядших бугорков… то весьма вероятно, что эти изменения были первые в ряду анатомико-патологических явлений. Затем последовали: туберкулезное отложение в позвоночном канале (вышеописанный нарост), костоеда двух спинных позвонков и конгестивный нарыв в правой чресленной мышце, и как окончательный период развития болезни надо рассматривать бугорчатое воспаление оболочек головного и спинного мозга (Meningitis cerebro-spihalis tuberculosa)…».

16 апреля 1865 года гроб с телом Николая Александровича