укоренившийся ревматизм и что «последовательное лечение паровыми душами и потом купанье» окончательно поправят здоровье Великого Князя. Князь П.А. Вяземский в брошюре, вышедшей 25 мая 1865 года в Петербурге, писал: «К общему успокоению, к общей радости, парижские врачи утвердительно и, без сомнения, добросовестно, объявили, что болезнь цесаревича не являет никакой опасности: что он страдает единственно простудным ревматизмом».

Наследник приехал в Ниццу совершенно больным. Его и свиту поместили на вилле Диесбах, смежной с дворцом Пальон, который занимала Императрица на Promenade des Anglais. По приезде Николай Александрович слег в постель. Боли в спине возобновились с новой силой. В продолжение нескольких дней врачи не допускали к нему никого из посторонних, кроме матери, ежедневно навещавшей больного сына и проводившей с ним долгие часы. Шестов отстаивал мнение о том, что болезнь цесаревича – не что иное, как застарелый ревматизм спинных мышц, осложненный злокачественной лихорадкой (malaria). Императрица поручила освидетельствовать больного своему личному врачу К.К. Гартману, и тот подтвердил диагноз коллеги. Соответственно общему взгляду на болезнь обоих докторов, наследника лечили от малярии большими дозами хины, а от ревматизма – пассивной гимнастикой (массажем). Ежедневно его растирали и, положив на доску, выпрямляли на ней спину. Больной стонал от невыносимой боли.

Категорическое утверждение врачей, что болезнь наследника нисколько не опасна, успокаивало Императрицу. В том же смысле она написала Государю, отправив ему протокол консультации. Император сообщил его лейб-медикам Карелю и Здекауеру, которые посоветовали, однако, вызвать в Ниццу европейскую знаменитость, венского профессора Опольцера и нашего Пирогова, чтобы убедиться, точен ли поставленный диагноз. Извещая супругу об отзыве петербургских врачей, Государь присоединился к их мнению, настаивая на исполнении совета, если в положении сына не произойдет перемены к лучшему.

Из лиц свиты Государыни никто долго не видел наследника. Ежедневно дежурная фрейлина приезжала за ней на виллу Диесбах, чтобы в установленный час сопровождать на прогулке, но не входила в спальню, где обыкновенно сидела мать с сыном, а ждала в смежной гостиной. На этой службе чередовались находившиеся при Марии Александровне две фрейлины: Д.Ф. Тютчева и баронесса М.П. Фредерикс. «Однажды, – рассказывает последняя в своих “Воспоминаниях”, – я приехала таким образом и пошла прямо в гостиную, не зная, что там собраны все… Первую минуту, увидев неожиданно перед собой разных незнакомых лиц, я не заметила наследника, но вдруг из группы находившейся там массы людей выделяется нечто… я даже не знала в первую минуту кто… какое-то маленькое, высохшее, перегнутое на две части существо, опирающееся обеими руками на трость. Это существо подвигается ко мне нетвердым шагом, и я слышу слабый голос, говорящий мне: “Здравствуйте, Марья Петровна”… я обомлела и должна была удержаться за стоявший вблизи стол, чтобы не рухнуть с ног… Вот что сталось с нашим милым, ненаглядным Николаем Александровичем…».

Разительная перемена во внешности истомленного страданиями наследника, так поразившая всех, кто долгое время не видел его, по-видимому, не производила впечатления на лиц, видевшихся с ним каждый день. Успокоенная оптимизмом врачей, глубоко веруя в выздоровление сына, Государыня с раздражением относилась к опасениям, которые с этого дня стали выражать ей дамы свиты, предупрежденные баронессою Фредерикс о страшных следах, запечатленных тяжким недугом на цесаревиче. Источником ее ослепления была беззаветная любовь к сыну, настолько сильная, что она не допускала мысли о возможности потерять его. Между тем, вскоре у цесаревича возобновились боли в спине. Беспокойные ночи сменились совершенно бессонными. Эти зловещие признаки пробудили в Императрице сомнение в непогрешимости докторов Гартмана и Шестова. В середине января было решено созвать консилиум, но на участие в нем прибыли не рекомендованные Пирогов и Опольцер, а выписанные из Парижа два светила французской медицинской науки Нелатон и Рейе. Освидетельствовав наследника, они подтвердили диагноз болезни, поставленный русскими собратьями. К употреблявшимся средствам лечения доктора прибавили паровые души, а на лето посоветовали больному пользование серными ваннами в Баньер-де-Люшон. По их мнению, недуг наследника не распространялся ни на один из важных органов и, следовательно, не представлял опасности для жизни. Вердикт двух медицинских знаменитостей, в звании и опыте которых нельзя было сомневаться, окончательно успокоил Императрицу и приближенных цесаревича. По случайному совпадению, Николай Александрович с наступлением теплых и ясных дней, сменивших в конце января ненастную погоду, почувствовал себя настолько лучше, что мог ежедневно выезжать в экипаже и даже делать несколько шагов, опираясь на трость. Любимым местом таких прогулок в ближайших окрестностях Ниццы была так называемая Долина роз. На возвратном пути наследник заезжал к матери, но не поднимался к ней. Она выходила в сад и беседовала с ним несколько минут, не позволяя выходить из экипажа. Николай был очень слаб и не мог спускаться и подыматься по лестницам, по которым его носили в кресле (Фредерикс М.П., 1898).

Заключение докторов Нелатона и Рейе всех обнадежило. Сущность его Ф.А. Оом, воспитатель Великого Князя, не замедлил сообщить нашему консулу в Ливорно Поггенполю, который ответил ему, что итальянский профессор Бурчи, лечивший наследника во Флоренции, не разделяет оптимизма французских врачей. Встревоженный Оом попросил доктора Бурчи подробно изложить свой взгляд на болезнь, что и было исполнено. Бурчи писал: «По поводу болезни Великого Князя, которого я имел честь осмотреть как консультант здесь во Флоренции, мое мнение: 1. Болезнь обусловлена хроническим воспалением позвоночника, в частности, поясничного позвоночного стана, там, где всегда фиксируется боль то сильнее, то слабее, то справа, то слева. 2. Эта болезнь затрагивает мышцы и, возможно, явилась, я думаю, следствием несчастного падения Его Высочества с лошади, после которого он чувствовал некоторое болезненное ощущение в спине и после которого началось искривление позвоночника. 3. Это хронические заболевание поясницы может пройти само собой благодаря резерву возраста, но потребует такого режима жизни, который бы исключал грубые и резкие движения; состояние также может улучшаться посредством постоянных раздражений больного места небольшими каутерами (припарками), повторяемыми до тех пор, пока боли полностью не исчезнут» (Татищев С.С., 2003).

Диагноз итальянского профессора был совершенно правилен, как это доказало вскрытие тела после кончины наследника. Им устанавливалась как ошибочность взгляда на болезнь докторов Шестова и Гартмана, подтвержденного Нелатоном и Рейе, так и непригодность средств лечения, предписанных этими врачами. Ф.А. Оом сообщил консультацию Бурчи попечителю графу С.Г. Строганову и по его предложению прочитал их врачу наследника и лейб-акушеру Императрицы. Ни тот, ни другой не согласились с мнением итальянца, когда Оом заметил им, что постоянные боли в спине и голове и проявлявшиеся в последнее время «тошноты» указывают на мозговое страдание. Упрямые врачи продолжали применять к больному прежние средства лечения. Паровые души наводились как